Харбин начинает наполняться тянущими с запада семеновцами; говорят, что у атамана иссякли все деньги, и поэтому наиболее пронырливые ловкачи стараются заблаговременно приискать более хлебных организаций; сейчас ведь это просто: не понравилось в одном отряде – перекочевывают в другой; появились даже особые антрепренеры по переманиванию при помощи разных посулов; начинает напоминать времена ландскнехтов, но только в российской раскраске.
Гремевшие здесь горе-генералы Потапов и Доманевский навастривают уже лыжи, но требуют на дорогу денег.
14 апреля. Куда ни пойдешь, наслушаешься такой гнили и дряни, что потом не спишь целую ночь. Хорош я был, когда в Петрограде уговаривал всех пробираться в полосу отчуждения, считая, что там только и можно организовать здоровое сопротивление большевизму.
В городе ожидают какого-то выступления со стороны семеновцев и орловцев, так как иссякли средства на их содержание. У Семенова сбежали некоторые хозяйственные чины, прихватив бывшие у них на руках авансы. Хорват вертится, лавирует, обещает и уговаривает.
Орлов и его вольница распустились и угрожают; доссоримся до того, что вмешаются опять китайцы и займутся разоружением; будь Хорват порешительнее, он мог бы при своей дружбе с китайцами ликвидировать все существующие организации и начать формирование новых в виде офицерских, юнкерских, унтер-офицерских и специальных школ.
Настроение у меня самое скверное; проваливается последняя возможность на наше возрождение. Знакомые упрекают меня в пессимизме; это не пессимизм, а трезвый анализ и привычка смотреть вперед и подводить итоги, делать выводы из наличных фактов, а не брать их голыми, да еще в освещении и перспективе данного дня.
15 апреля. Харбин задыхается в пыли, сплетнях и тревожных ожиданиях. Из разных рассказов разобрался в иркутском и благовещенском антибольшевистских восстаниях, окончившихся кровавой резней офицеров, юнкеров и буржуазии; и там и там восстание было поднято на фуфу, без расчета, без плана и без организации; сначала имели успех, после которого распоясались, почили на лаврах, стали проявлять прекраснодушие и миндальничать с побежденными и очнулись, когда опомнившиеся большевики стали их гвоздить. Первый успех обратился в катастрофу.
И везде это так: начинают без плана, без строгой организации, под впечатлением вспышки нескольких горячих голов, которым в их горячности всё кажется простым и легким; считают же мои три полковника, что десяти тысяч офицеров достаточно, чтобы покорить и экзекуцировать всю Россию; наспех заваривается кровавая каша, в которой гибнут лучшие и более способные на подвиг, а шалые руководители