Она затрясла головой, зажимая рот и второй рукой, и слёзы крупными градинами выкатились из её глаз.
…Я с недоумением смотрю на них двоих. Стерх что что-то уже знает?! Не понимаю. Я понимаю только, что ей сейчас станет плохо.
– Лёля… Лёль, возьми ребёнка, – тихо сказал я, подойдя к ней, я обнял её за плечи, чувствуя, как она дрожит, я говорю как можно тише и мягче, – возьми и…
Она посмотрела на меня, кивнула и протянула руки за малышом. Получив его, она склонилась к нему и прижала лицо к головке, уходя в спальню назад. А мы смотрели вслед им двоим.
– Ты… что-то знаешь? – я посмотрел на Стерха.
– Что?.. Седьмого басаевцы на Дагестан напали, это и ты знаешь. Но… О чём? Что ТЫ знаешь? Что было? – он смотрит на меня страшно горящим взглядом, и я не могу понять, что это горит в его взгляде. Ненависть, злость… вина?!
– Что я знаю? – я смотрю на него, я ещё не понимаю, что именно он знает и каким образом, но мне уже представляется, что он и виновен в том, что было в тот день. – Я знаю, что плакать она смогла сейчас в первый раз с того дня. Пришёл целый взвод чеченских бандитов и… словом Лёля и твой сын не погибли по необыкновенной и удивительной случайности.
– Ты… спас их? – беззвучно произнёс Стерх, глядя на меня.
– Я не один был, – я смотрю на него, второе уже потрясение за сегодняшний день совсем выводит из равновесия этого всегда такого хладнокровного, насмешливого даже человека. Я даже смущён этим, честно говоря… – Ты… это… Выпьешь, может? Идём.
Я привёл его на кухню и закрыл обычно всегда открытую дверь. Налил нам обоим водки в рюмки, достал закуски из холодильника: колбасу, сыр, оливки.
– За Митю! – я поднял рюмку.
Он чокнулся рюмкой со мной, выпивая махом, даже не замечая, будто в рюмке вообще ничего не было.
– Спасибо тебе, – проговорил он, опустив руки.
– Тебе не за что меня благодарить.
Он поднял на меня свои необыкновенные, сверкнувшие глаза:
– Мало кого я так ненавижу как тебя, – чётко произносит он. – Но именно тебе я всё время обязан. Что это? Наказание небес?
– Выходит есть за что, – говорю я.
– Да ладно… всех есть за что, – устало говорит он. – Налей ещё что ли?
– Напьёмся?
Он усмехнулся, так же легко махнул вторую рюмку, и, помолчав, спросил:
– Скажи мне, как ты живёшь с ней и отцом под одной крышей? Ты простил его? И её?
Я посмотрел на него, усмехаясь:
– Не выйдет ничего, Игорь. Не удастся тебе вызвать во мне ревность. Ты сам бегаешь за ней, как ты можешь простить её, если она, беременная от тебя ушла ко мне?! – я дёрнул бровями, чтобы подчеркнуть, что его поведение по отношению к Лёле куда более иррациональное, чем моё. – Что тогда спрашиваешь меня? Чего ты не понимаешь?
Он выпил ещё, я не стал, я хмелею быстро, это ему, как я вижу, эти рюмки наши как дробь о шкуру динозавра.
– Я… у меня никого