Профессор сделал благое дело – волевым решением спас поэта от нестерпимой армейской лямки. Но удовлетворит ли нас данное им заключение? Возможно, оно покажется убедительным тому, кто относит Будду Шакьямуни, Иисуса Христа, Магомета и тысячи других личностей, за которыми миллиарды людей по всему миру признавали и признают пророческий дар, к типу психопата Dejener supericur…
На Сабуровой даче Хлебников провёл четыре месяца и покинул её после прихода в Харьков Красной армии. Далее последовало его путешествие в Персию, возвращение в Россию и, наконец, смерть в 1922 году в псковской деревеньке Санталово на тридцать седьмом году жизни. И в этом роковом пункте Хлебников не уступил другим выдающимся поэтам – Байрону, Рембо, Пушкину… Незадолго до ухода он сообщил своему новому знакомому, художнику П. В. Митуричу, пророчество относительно собственной судьбы: «Люди моей задачи часто умирают тридцати семи лет».
Поэт-пророк заранее предчувствует свою близкую кончину. Имеется ли этому подтверждение – указание на близкую смерть – в итоговых текстах Хлебникова? Имеется. И не одно. Так, в стихотворении «Я вышел юношей один…», относящемся к началу 1922 года, уже чётко просматривается финальная символика:
Я вышел юношей один
В глухую ночь,
Покрытый до земли
Тугими волосами.
Кругом стояла ночь,
И было одиноко,
Хотелося друзей,
Хотелося себя.
Я волосы зажёг,
Бросался лоскутами, кольцами,
И зажигал кругом себя,
Зажёг поля, деревья —
И стало веселей.
Горело Хлебникова поле,
И огненное Я пылало в темноте.
Теперь я ухожу,
Зажегши волосами,
И вместо Я
Стояло – Мы!
Поэт очень ярко изображает неотвратимо приближающуюся матаморфозу: «И огненное Я пылало в темноте», «И вместо Я Стояло – Мы!». Оптимистический пафос в конце стихотворения напоминает предсмертное видение Боратынского: «Завтра увижу Элизий земной!». Только Хлебников зорче. Обратите внимание на указание времени: «Теперь я ухожу».
В другом стихотворении того же периода («Одинокий лицедей») поэт сравнивает себя с мифическим Тезеем, победившим Минотавра, но его собственный подвиг как победителя Времени не оценён современниками («Я понял, что я никем не видим»). Острое чувство одиночества, владевшее им в последние недели и дни, сливается с трагической патетикой в коротком стихотворении, получившем среди хлебниковедов условное