– Давай все по порядку, – обратился Роман к Демьяну, – у тебя слово за слово вперебой идет, а у меня за каждый плетень цепляется.
– А чего давать-то, – протянул Демьян. – Пришли мы, значит, к хате Ивановой, а его и близко нету. Мы – к куму Романову. Так, мол, и так, беда приключилась, помощь надобна, где мудреца нашего сыскать? Кум и отвечает. А он, говорит, с Иваном Скоробогатым сговорился, что Лихо с его хаты сведет. Подчистую. Словно и не было. Тот ему чего только не сулил на радостях, клялся всю жизнь за батюшку родного держать, хозяйства-богатства разные… Да и спохватился. Как же ты, говорит, изведешь напасть-то? Чай, не таракан. Иван и поведал думу свою. Я, отвечает, его перепью. Как есть перепью. Угощу-ка я его медом хмельным, а там и об заклад побьюсь: кто первый с ног свалится, тот просьбу супротивника должон исполнить. Любую. Понятно? Чего ж тут непонятного, говорит бедолага, очень даже понятно. Да только как же ты его окаянного перепьешь? Он ведь тоже не лыком шит, не из бревна делан. Балда ты, Иван отвечает, как есть балда. Целиком. Помнишь Василису Премудрую на пиру? Не столько пьет, сколько мимо льет, то в рукав, то под стол. А как под столом озеро образовалось, рукавом-от махнула, так и радуга тебе появилась, и лебеди поплыли… Ну, да дело это нехитрое. Там гостям что лебеди, что цапли – уже все одно было… А справишься? усомнился Иван. Отчего ж не справиться, говорит, двух воевод накормил, так неужто одно Лихо не напою?.. Взял ведро меда, подумал-подумал, второе прихватил, да и отправился…
– Ишь ты, чего удумал, – покачал головой Пахом. – Ну-ну… Как сам он – вижу, а лиходей-то что?..
– Не запряг еще, не нукай, – почесал бороду Демьян. – А давно, кума спрашиваем, биться пошел?.. Так уж, почитай, отвечает, часа четыре как минуло. Неужто, ахнули мы, не сдюжил, одолела его сила вражья? Как же, говорит, одолела, аль не слышите?.. Переглянулись мы, не поймем, чевой-то. Прислушались. Батюшки светы! А с дальнего конца села песня разудалая несется, в два голоса, да звонко так… Мы – туда. Где под тыном, собачкой малой, где на цыпочках, от колодца к забору, добрались, одним словом. Выглянули осторожненько в ворота открытые. Глядим – глазам своим не верим. Примостились двое поединщиков на крылечке резном, обнялись, ковшами размахивают, песни поют. Да красно так поют, ажно слезу вышибает. Тут и Роман не стерпел, щас, говорит, спою, а как про ворона черного затянули… Еле утихомирил. Ну, в общем, чего долго воздух-то молоть? Обошли мы избу, значица, с тылу, ждем, когда Ивана по нужде потянет. Мешок с тына соседнего стянули, оглоблю опять же… Так и обротали молодца. Прихватили у кума пару жбанов, с медом да с квасом ледниковым, да бегом сюда… Вот и весь сказ.
– Да-а-а, – протянул Пахом. – Яснее солнца ясного сказ твой. Небось, дальше кума и не ушли… Ну а вы, робятушки, – обратился он к остальным четверым, бросившим свои бревна еловые опричь Ивана и с недоверчивыми улыбками слушавшими рассказ Демьяна, – пошто задержались? Постой, постой, и уходили – с двумя топорами, а вернулись с одним. Что за чуда-юда такая приключилась?
– Лешой