– Ну, – протянул Иван. – Не без того. Недосол там, пересол, – дело обычное, житейное. Кто ж без греха?.. А отведай-ка пирожка с вязигой, – протянул он пирог Коньку, – с ушами съешь.
Тот единым махом проглотил солидный кус и остолбенело воззрился на царевича.
– Так ведь он того, не с вязигой, с грибами…
– Тоже не беда, с кем не бывает?.. Опять же супа с фазаном откушай, с приправами да картошечкой… Редкость. Из-за моря завезена, а очень к нашему климату пришлась. Поначалу невзлюбили ее, сильно животом маялись, как ботву варили… Бунтовали…
– Да ладно тебе рассказывать, – нетерпеливо перебил его Конек. – Картофеля твоего только ленивый не сажает. Редкость… Только смотри, чтоб без лука. Не люблю я его, слезу вышибает.
– Ну так окрошки возьми, – как-то слишком поспешно отодвинул Иван мису с супом к Владимиру и заменил ее новой. Владимир глянул. Фазана не было и в помине; зато плавало два здоровенных, прямо-таки огромных боровика и головка лука, размером с два кулака. Вздохнув, он запустил в суп деревянную ложку, прислушиваясь к перебранке сотоварищей.
– Какая же это окрошка – с лисичками?.. Ты сам поглянь, во, и во, и во… – Да нет же, желтки это, как есть желтки… – А это что по-твоему, как не груздь?.. – Так ведь белок яичный, белок… – Подберезовики, рыжики… – Картофель… – Луку-то, луку наложил, ложку не пропрешь… – Репа то… – Репа?.. – Ну одна головка и была, одна-единственная, сейчас я ее выйму… – А эта?.. – И эту выйму…
Очень хотелось Владимиру дослушать, чем дело закончится, но воздух чудо как свежий да чистый, ароматы травяные медвяные да пьянящие, стрекот насекомых ночных неумолчно-звонкий да убаюкивающий… Сморило молодца, пришел сон из семи сел, а дремота-лень из семи деревень.
Проснулся же он от того, что, казалось, насквозь мокрый Конек, должно быть в утренних росах катался, осторожно шевелил его копытом, приговаривая: «Вставай, подымайся, путь-дорога кличет». Поодаль Иван-царевич седлал коня, напевая: «Стой-постой, мой добрый коню, ось тебя я засупоню!» Вставать, честно говоря, не хотелось, а хотелось валяться на этой мягонькой… Владимир неожиданно вскочил и с изумлением огляделся. Все окрест, – и как только он вчера мог не заметить? – покрывал сплошной изумрудно-зеленый ковер. Стебельки переплетались, ласково прижимались друг к дружке, оглаживаясь-прихорашиваясь листиками. Да еще – вот чудо-то! – от давешней усталости и следа не осталось. Тело налилось чудесной легкостью и силой, вот бы сейчас кольцо в земле – так взял бы, да перевернул матушку-Землю!
– Что… как… не может быть… – изумленно пробормотал Владимир.
Конек с Иваном недоуменно переглянулись.
– Чего не может?
– Ну как… устал я вчера сильно… а это… сегодня…
– Так вот ты про што, – протянул Конек. – Чему ж удивляться-то? Ночку на траве-мураве пролежал, и удивляется.
– Мураве?
– Да