Тяжелой волной докатилось: не так.
Она не спешила откликаться на первый, хоть и тревожный зов. Волны сходились, пересекались и, бывало, поглощали возмущение иль угасали сами собой. Она терпеливо перемогалась, хотя оттуда не утихало, и продолжала следить остальное, направляя отчаянью нужную помощь.
Но та тревога уже устоялась, грозя застареть в исказившихся связях. Проявление тупо уничтожало себя, и потому становилось невмочь, и жизнь взывала, требуя строя. Пора. Она тяжело развернулась туда.
Обратная вспышка прострелила ее саму, и, без расчета тратя силы, она крушила непорядок, превозмогая волей боль и разлад. Облегчающей вестью повеяло встречь. Ответные волны гасили боль, и та, соскользнув, затихала безвредно.
Но где-то снова всплеснула беда, и она, переждав, обратилась туда, богатая мощью правой победы.
Воротясь в город, он записал философическую притчу:
– Что, Авдеич, будет сегодня дождь? – спрашиваю я соседа.
Он глядит под ноги, плюет на скукоженный палец и задирает голову кверху.
– Дожжа бы надоть. Кой день вёдро стоить.
– Раз вёдро – беремся за ведра, – улыбаюсь я.
Авдеичево чутье да опыт не обманут. Мужик он въедливый и привередливый – настоящий хозяин. Когда мы с Олей копали гряды, прошел он мимо раз, другой и не выдержал:
– Што оны, тудыть, в вулицу загинаются? Аль бегуть от справных хозяевов?
– Ну, Авдеич, не стрелять и есть, – пробовал я отшутиться.
– Не, соседко. Уж как спервоначалу поведешь ряд – так оно и будеть.
– Оля, ты слышишь? – поразился я. – Какая верная мысль, правда, Оля?
Счастливыми глазами смотрела Оля на меня.
– Добро горазд, – похвалил Авдеич, когда я, употев, выправил-таки гряды.
И теперь придется, видно, таскать воду из пруда. Впрочем, огород наш небольшой, и воды требуется не много. Но к концу поливки я замечаю нечто, от чего мурашки бегут вдоль позвоночника (хорошо, хоть Оля не видела!), подхватываю лейку и бегу к соседу.
– Гли-ко, Авдеич! – Уже не сдержать накатившей смеси чувств: непоправимости содеянного, обвинений себе и постыдной брезгливости.
– Ну-у, – задумчиво тянет сосед, разглядывая слизистые волконца продавленных сквозь дырки головастиков.
– Я ж не хотел, – тупо повторяю я. – Что ж теперь делать?
– А што те делать? Выколоти да и пользовайся.
– Да я об этих!
– Об головастых-то?
– Ну да, ведь жалко!
– Да вон их, пруд пруди. А мало те лягух – своих подарю, – мудро заключает он.
Прочитав это, приятель-медик проницательно спросил:
– Ты что, и в самом деле так закомплексовал?
– Отчасти