– Давай, к примеру… – задумался Саня, – цветной телевизор. «Футбол-хоккей по цветному – кайф!»
– Интересно выходит: колесо – тебе, телевизор – тебе, – раскусила Саша. И не согласилась еще и принципиально: должен же он осознать, кто тут главное лицо. – Для начала родим мне кожпальто. Австрийское.
Колесо маленько не доросло, но Саня смолчал: подумает – обвиняет.
На всякий роток не накинешь платок. Сашу вызвал завмаг.
– Говорят, снова собираетесь по декрету? Видите ли, Саша, если б… А то у вас (ну все насплетничали девки!) какой-то предмет…
– А я что – так и должна с предметом за прилавком таскаться? Я не человек, да? Продавщица?
– Нет, мы вас ценим…
– Ага. Премии как раз лишили.
– Так ведь по жалобе.
– И еще будут!
Сговорились за свой счет. Ко времени выманили старорусскую бабку.
– И правильно, внушеньки, – шелестела она. – Враши ой недюжи ныне. А ты, голубушка, не бойша, я воробей штреляный!
– Ты сама, бабуль, если что, не бойся.
Среди ночи бабка растолкала Саню.
– Шкорей, воду штавь, полотенеч неши! И ношу не вышовывай!
Он и не высовывал, пока не услыхал крик. Подхватил заготовленный нашатырь и стремглав в комнату.
Саша, довольная, лежала на тахте. Бабка валялась на полу – не понять какая. И на старуху бывает проруха. Нашатырь помог, а когда объяснили, она с ходу просекла ситуацию:
– Внушенька, родила б мине жубы, а? Я бы жа тебя век Богу молилашь.
Саня вступился за жену:
– Побойся своего Бога! Тут девять месяцев жизни. Де-вять! Тебе-то сколько уж стукнуло?
Пальто вышло небольшое пока. Пупсу в самый раз. Ну, отвисится – подрастет, еще не вечер.
Хуже, что бабка растрезвонила, и пошли письма с намеками от родичей. Думают, в городе кисельные берега и молочные реки. Попробовали б сами. В магазине тоже стали приставать. Смехом вроде: той сафари, той пуссер, Зинка даже – «панасоник», как язык повернулся. Один с сошкой, семеро с ложкой. Она отрезала, что Саня в фирме́ ни бум-бум, тогда поутихли.
Выход был один – рожать деньги. Без денег любой худенек.
– И вообще проще! Без этой сплетницы обойдемся.
Дело мастера боится. Уже стало что-то побренькивать. Только дернул черт Сашу полезть за пупсом (уже антресоли перерос), и оступилась с табуретки. Итог плачевный – просыпалась горстка мелочи, даже без герба еще.
Когда Саня вернулся с работы, она сидела за кухонным столом перед кучкой монет.
– Ты чего это меди наменяла? У меня карточка.
– Я тебе покажу карточку! Ты о каких деньгах думал?
– Когда? А… О долларах, – немного смутился он.
– Долла́рах, – зло поправила она. – И на кой тебе, охламону, долла́ры? Ты хоть знаешь, как они выглядят?
– Маленькие, желтенькие – золото, в общем.
– Вот твое золото, Петя.
Но долго выражать отношение она уже не могла. Ведь и пуговицы у пальто выросли на мужскую сторону. Ясное дело,