11 августа, 2013
Велосипед
Сбежал с работы, взял собачонку и поехал в лес. Тайно от всех, в этом особая прелесть!
Грибов нет, погода сухая. Устраиваешься на пригорке между двух дорог, под раскидистым дубом. Пьёшь чай из термоса, а пёс, растянувшись в стороне, уписывает сардельку. Хорошо. Тихо. Дуб стелет жёлтые кружева по траве. Вот движется тень… проезжает велосипедистка. Юная. Лица не разглядеть. Лишь прямая осанка, светлые волосы на плечах.
Как это необычно в 2000-м году! Ведь велосипед – это нищета, Вьетнам, где население крутит педали под широкими конусными шляпами, и вся улица – будто движется грибная поляна! Дивы наши предпочитают глядеть на мир из авто, желательно иномарок. А тут на велосипеде! Причём на отечественном «Урале»!
Дорога, две бежевые колеи, сворачивает вниз к далёкой опушке, охватывает луговину, чтобы опять повернуть сюда, к одинокому дубу.
Серебрятся вдали спицы, мелькают в сухотравье. Но девушка не идёт на повторный круг, а крутит педали вдоль опушки – в сторону, где в низине за деревьями прячутся крыши деревни.
Закрываешь глаза…
Той ли деревни, что у камского моря? Та ли это девочка из Кировского района – из школы, кажется, № 1?
Не знакомимся, не договариваемся. Может, мы даже дальние родственники, как и многие здесь, на Каме.
Встречаемся утром у картофельных огородов, держим велосипеды за бараньи рога. Садимся и выезжаем за околицу. Мчимся по лугам, по волнистым, утягивающим вниз, будто качели, просёлкам. Обдуваемые камским ветром, летим к берегу, затем вдоль высоких обрывов, обвалов с глянцевыми влажными буграми, похожими на дюны, – вдоль широкого катящего волну мелководья. Ты за ней, а она впереди, – развевает волосы, крутит педали, поднимая голые крепкие колени. Иногда ты бестактно надолго уходишь вперёд, и она маячит далеко позади, сиротливая…
Носимся и по лесам. Это наверху. За колхозными полями, где припечённый зноем горизонт. Там пролески. Хлёсткий орешник. Душистая под колёсами земляника. Падаем на траву, задираем рубашки, сушим взмокшие животы. Как будто и не различаем разницу пола, как будто – два мальчика, два подростка.
Но мы врём.
Притворяемся, что не различаем. Потому что дальше – черта, за которой нет этой раскованности, соревнования, равноправия. Мы это чувствуем, но каждый думает, что другой об этом не догадывается. Мы боимся потерять это «завтра», когда опять встретимся у околицы, скажем друг другу «Привет!», и она, не боясь за свою судьбу, будет накручивать педали за моей спиной.
2006; 2015
Неевклидова геометрия памяти
Когда человеку плохо, он прибегает к дневнику, всё жалуется, а потом кажется: вся жизнь его – уныние. Причём все дневники – уловка хитрецов: попытка оправдать себя в глазах потомков. Многим это удаётся.
Мы обожествляем давно ушедших людей, порой не зная, что при жизни могли бы ненавидеть их. Люди не знают, что скажут о них после смерти…