– Благодарю. Пусть будет именно так.
По пути к Северным воротам Жозефина и Фердинанд обзавелись дорожными плащами плотной шерсти с глубокими капюшонами. Ушан избрал зеленый, на два тона темнее своего камзола, а девушка была очарована серебристо-серым с жемчужным оттенком – хороший цвет для дороги и для души.
Ворота отряд проехал спокойно, под равнодушными взглядами стражников. С гиканьем пронеслась мимо толпа в полтора десятка человек верхами, из авангарда которой доносились крики вроде: «Спорим, я доскачу первым!» – и мышастая ступила на Северный тракт.
Мерно покачиваясь в седлах, зубоскаля и перешучиваясь – с оглядкой на госпожу, без самых соленых наемничьих прибауток, – отряд проехал около полуверсты, когда их нагнал некий всадник самого расфуфыренного вида: на нем красовалось петушино-яркое фасонистое одеяние, пошитое из клиньев лазоревой, канареечной и кроваво-алой ткани, дополненное томно свисающим на правую сторону беретом с длинным фазаньим пером. Портрет дополнял гриф какого-то инструмента, торчащего откуда-то из-за бока. Всадник явно пристраивался ехать с ними, наемники косились, шепотом подтрунивая по поводу чуда чудного, и Жозефина как глава отряда не могла не поинтересоваться:
– Приветствую. Вам что-то от нас требуется?
Обладатель шутовского наряда умудрился прямо в седле отвесить не лишенный изящества поклон:
– Я буду счастлив сопровождать столь прекрасных и благородных дам!
– Благодарю, у меня уже есть люди, – несколько холодно отозвалась Жозефина, не сбрасывая с головы капюшона. Отряд и так был слишком велик, к тому же каждый сторонний человек означал риск, который мог стоить жизни любому из них – или всем сразу.
– Но я вижу здесь лишь наемников и… – Взгляд его скользнул по Фердинанду, но, очевидно не найдя его в своей классификации, петушиный всадник продолжил свою речь: – И поэт и певец однозначно скрасит вам унылое течение дороги!
Девушка качнула головой, пряча лицо глубже в тень капюшона. Что-то беспокоило ее, заставляя отстраняться от этого безобидного на вид существа; на открытое столкновение идти было не слишком разумно, потому она продолжила разговор, оставаясь собранной и готовой ко всему в любой момент:
– Как вас называют?
Еще один поклон, на сей раз с изящным взмахом берета, перо которого, к удовольствию всех северян, прочертило дорожную пыль.
– Я – мастер Рододендрон Даурский, поэт, лютнист и знаток множества баллад! Имя мое знают во всех частях света, я прихожу как гроза, и ухожу как рассвет, меня привечают крестьяне и нобли, королевский двор считает за честь мое посещение и даже суровый Север внимает мне…
– Да-а-а, – пополз шепоток среди наемников, – вот о прошлом годе как его розгами-то привечали, сладкопевца! Или то другой был?.. А, какая разница,