Но не это сейчас меня занимает. Собственный выезд не даёт ему повода тыкать смрадными сапогами в лицо мне или любому другому, а, значит, есть повод куда весомее… Но откуда же взялся этот повод – вот что меня мучает!..
Что ж, начну расспрашивать совсем уж издалека.
Весною в нашем уезде предстоят очередные выборы капитана-исправника… Не решится ли Онуфрий Пафнутьевич, зарекомендовавший себя положительным служакою, ревностным, нерассуждающим, не сомневающимся в гениальности повелений начальства, баллотироваться на четвёртый срок? Не потребуется ли ему прежнее расположение заинтересованных лиц, принимающих участие в голосовании, равно как и прежняя снисходительность губернских чиновников, − снисходительность, берущая своё лояльное административное начало исключительно из уездного расположения?
Не решится. Никогда более. И расположение ему никогда более не потребуется.
Вот как!!!..
В голове занемогшим гиппопотамом взрыдал рояль и густой бас печально заревел:
«Дости-иг я вы-сшей вла-асти! Шестой уж год я царствую споко-о-йно!»22
Показываю, насколько это возможно, пустое отношение к сказанному, а сам понимаю: отказ баллотироваться сравним по своей ошеломляемости разве что с пушечно прозвучавшим несколько лет назад известием о скором прибытии грозного губернатора Чернил-Пергаментского, вознамерившимся, как было тогда официально объявлено, «проследовать через *** уезд по казённой или иной какой надобности».
Дворянское общество, взволнованное предстоящим визитом губернатора, обратилось к своему предводителю за распоряжениями.
Как сейчас помню, Лев Лукьянович не оторопел от страшного известия, а лишь нахмурил седые брови − и тут же во всём блеске явил мощь старой административной школы: дорогу, удостоенную чести принять на себя колёса губернаторской коляски, крестьяне, в спешном порядке оторванные от пахоты и вообще от всякой другой своей работы, за один световой день посыпали просеянным речным песком; заросли крапивы, несколько оживлявшие её обочины, а заодно и окрестности, выкосили подчистую; плетни сплели новые, заборы подновили и вымазали белоснежною извёсткою; избы, имевшие вид нерадостный или непочтительный, разобрали и печей не оставили, а образовавшиеся пустоты засадили кудрявыми берёзками. Во все лавки, находящиеся на пути проезда губернаторской коляски, безотлагательно завезли чай в цибиках23, связки баранок, конфекты и шоколад, пряники, ситец в горошек и сатин в цветочек, а также хомуты, подковы и гвозди всех размеров; на двери всех без исключения придорожных кабаков сами целовальники24, смирившись с неотвратимою потерею своих доходов, навесили замки в виде казённых сургучных