Я лечу, управляя полётом с помощью тех самых движений, как если бы я был телесен. Наклон вправо – и я лечу в ту сторону и по едва уловимому усиленному току воздуха понимаю, что скорость увеличилась. Я расслабляюсь, выпрямляю воображаемое тело – и чувствую, что скорость упала.
Я ныряю вниз – и земля стремительно приближается ко мне, разворачиваясь во всю свою необъятную великолепную ширь. Москва летит ко мне, сияя миллионами огней, и загибается краями к горизонту. По Садовому кольцу, словно гигантский поток вулканической лавы, переливаясь и пульсируя, течёт, без начала и без конца, автомобильная река. Проспекты рассекают московский выпуклый круг прямыми стремительными радиусами и хордами, по ним растекаются ручейки лавинного потока машин.
Я пикирую на Садовое и несусь вдоль осевой, метрах в трёх над автомобильным потоком, так что один его край мчится мне навстречу, а другой я обгоняю. Как в разрезанном надвое калейдоскопе я вижу мелькающие лица людей в автомобилях: мужские, женские, детские. Эти лица промелькивают мимо, но я успеваю заметить выражение каждого из них, заглянуть им в глаза…
В правой половине потока, с которым мне по пути, я замечаю огромный «Хаммер». Мне всегда хотелось заглянуть внутрь, понять, что за люди ездят в таких чудовищных машинах.
Я осторожно снижаюсь, и мне открывается салон «Хаммера». Маленький человечек сидит за рулём, рядом с ним женщина раза в два побольше. Человечек явно доволен своей судьбой.
Впереди – новенький «Мерседес». А в нём – женщина. Шикарная женщина сидит со скучающим видом на заднем сиденье, смотрит телевизор, вмонтированный в переднее кресло. Женщина великолепна, но – явно скучает. Я б её развеселил, будь я в телесном образе. Как там в русских сказках: и ударился он обземь, и превратился в Иван-царевича, и обнял царевну – и т.д. и т.п..
Но я не в телесном образе, я взмываю над автомобилями, ускоряюсь и в десять секунд пролетаю Садовое от Парка культуры до Сухаревки.
Здесь я на секунду заглядываю на свой этаж.
В моей квартире на постели лежит человек, ничком, чуть прикрытый простынёй.
За стеной тоже все угомонились. Гришка уткнулся своей благоверной под мышку и посапывает, вполне счастливый.
Спускаюсь ниже. Дворницкая. Бравый Нурали сидит за столом и пьёт чай. Перед ним – девушка. Он говорит ей что-то на своём языке, она робко отвечает ему. Наверное, та самая, «чистая», которую он предлагает мне в домработницы?
Я покидаю подвал, и тут острая мысль приходит мне в голову (хотя голова моя осталась внизу).
Кратчайшим маршрутом я лечу по одному московскому адресу.
ВДНХ. Здесь я немного отклоняюсь от маршрута и облетаю знаменитый памятник рабочему и колхознице. Вблизи памятник совсем не привлекателен, покрыт потёками грязи. Я пролетаю между серпом, что в руке у колхозницы, и молотом, который держит рабочий, и устремляюсь прямо в крышу сталинского дома на улице академика Королёва.
С непривычки, от неумения рассчитывать свои новые силы, я пролетаю