– А что значит «Скажи слово, друг, и входи»? – не понял Мерри.
– Что ж тут неясного? – удивился Гимли. – Если ты друг, скажи заветное слово, двери откроются, и ты войдешь.
– Да, по-видимому, эти двери открываются только на заветное слово, – задумчиво проговорил Гэндальф. – Гномьи ворота бывают разные – одни открываются по часам и только для избранных, другие снабжены замками, и тогда мало сказать все необходимое – нужно еще обладать ключом. Но нам ключ не понадобится. В дни Дьюрина эти двери не считались потайными. Они всегда были открыты, и у порога сидел привратник. Но когда они закрыты, их все равно нетрудно отворить: стоит только произнести нужное слово. Так гласят летописи. Прав я, Гимли?
– Все верно, – подтвердил Гимли. – Но самого слова летописи не сохранили. Нарви сгинул, а с ним – все тайны его ремесла и весь его род.
– Но ты, конечно, знаешь это слово, Гэндальф? – полуутвердительно спросил Боромир.
– Нет, – ответил тот.
Все заметно встревожились. Только Арагорн, хорошо знавший Гэндальфа, промолчал и не пошевелился.
– Тогда зачем же ты привел нас в это треклятое место?! – выйдя из себя, крикнул Боромир и с содроганием оглянулся на темную гладь воды. – Ты же твердишь, что бывал в Копях. Значит, это неправда?! Как же ты мог там быть, если не знаешь, как войти?
– На первый твой вопрос, Боромир, я отвечу так: слова я пока не знаю, но посмотрим – может, что и получится. Тогда ты не станешь спрашивать, зачем я вас сюда привел. Если у меня ничего не получится – тогда ты будешь волен задать этот вопрос, но не раньше! – Гэндальф сдвинул густые брови, и его глаза метнули огонь. – Что до второго вопроса, то и я спрошу тебя: ты сомневаешься в моих словах, Боромир? Наверное, ты разучился думать. Неужели трудно догадаться, что я проник в Морию другим путем, с востока? Если ты соблаговолишь выслушать, я объясню тебе, в чем дело. Эти двери открываются наружу. Когда ты находишься внутри, достаточно толкнуть их рукой. Но, стоя здесь, мы обязаны произнести заветное слово или повеление. А ломиться в Ворота просто так бесполезно.
– Так что же ты будешь делать? – спросил Пиппин, нисколько не испугавшись грозно встопорщившихся бровей волшебника.
– Я постучу в Ворота твоей головой, Перегрин Тукк, – резко повернулся к нему Гэндальф. – Может, это их разжалобит! А если нет, постараюсь припомнить слово – но только при условии, что ко мне перестанут приставать с глупыми вопросами! Когда-то я знал все заклинания – эльфийские, человеческие, орочьи, словом, все, какими пользовались в таких случаях. Сотню-другую я и сейчас припомню без особого труда. Но думаю, хватит и двух-трех попыток. До тайного гномьего языка, которому гномы никогда никого не учат, дело не дойдет, так что не бойся, Гимли. Заветное слово – эльфийское, как и надпись. Иначе и быть не