Но вот закрыли крышку, и император лично возложил на неё букет васильков и колокольчиков – потому что знал, что Эш любил их. И чуда не случилось.
Эш действительно был мёртв.
Генрих прижал пальцы к переносице, морщась от слёз пополам с головной болью, и первым вышел из склепа. Стоило ему показаться на пороге, как императорская гвардия, выстроившаяся почётным караулом, вскинула ружья. Три залпа прозвучали, перекрывая похоронный звон колоколов. Император взглянул на плачущее небо и резко выдохнул, снова не видя сквозь слёзы (или дождь?) ничего, кроме тумана.
Поминальный ужин Генрих взял на себя: не стоило обременять больную герцогиню и остекленевшего Ричарда. До столицы от Виндзор-холла было далековато, но за васильковым полем, начинавшемся у Виндзорского леса, прятался в дождевом тумане один из особняков, принадлежащих короне. Туда и увезли гостей, там император устроил богатый, хоть и собранный наспех, прощальный ужин. И там, в украшенном чёрным бархатом холле он пил вино, которое горчило слезами, и слушал бесконечные тосты в честь своего почившего придворного мага. Ни один не был искренним – всего лишь дань традициям. У Эша не было друзей, в высшем свете его боялись и не любили. А теперь не скорбели.
Император речь произносить не стал, что тоже было знаком. Но, упиваясь вином, думал: «Мерзавец ты, Эш. Как же ты мог умереть, вот так запросто. И – сейчас?..» Что теперь делать с оборонной магией? Сыну Эша ещё нужно вырасти. Если он вообще родится.
«Мерзавец ты, Эш. Ну какой же мерзавец!»
А тем временем в покоях герцогини громким шёпотом спорили врачи. Будь их воля, никого из них здесь бы не было – тяжёлый случай наверняка закончится плохо и навредит их репутации. Или вовсе её разрушит, как намекнул император.
Магия или что там случилось в супружеской спальне («Да прибили они друг друга!» – в сердцах воскликнул один врачей, а остальные молча согласились; весь свет знал, что между герцогом Виндзором и его молодой женой согласия нет), но леди Фрида таяла на глазах, и действительно чудом было, что она ещё не потеряла ребёнка.
«Спасите мою дочь», – сказал лорд Валентин, когда придворный врач объяснил ситуацию ему, главе семьи Уайтхилл, к которой принадлежала юная вдова, не выноси она ребёнка.
«Спасайте ребёнка!» – приказал император. Что было невозможно, учитывая то, в каком состоянии была мать. «Милорд, простите, – попытался внять к императорскому благоразумию придворный врач. – Вы видите, в каком состоянии герцогиня. А ребёнку всего два месяца, мы не можем…» Император ничего не сказал, но так красноречиво посмотрел, будто уже представлял и своего