– Иэн мне рассказывал, – отважилась она заговорить во время обеда, – что вы прожили здесь больше сорока лет.
– Верно. Мы сюда переехали в тот год, когда родилась Люси. Вряд ли я стану переезжать еще раз, пусть деревня уже не та, что прежде, вовсе не та. Сын, думаю, может рассказать: тут и мясная лавка была, и антикварная, и скобяная. Все, разумеется, семейные. Совсем другое дело. Почтовое отделение закрыли лет пять назад. Вот это был удар. Теперь приходится кататься в Стратфорд, чтобы посылку отправить. И уж так там трудно парковаться. А еще был “У Томаса”!
– Что было у Томаса?
– Деревенская лавка. Настоящая деревенская лавка. Не просто едой торговала, а еще и игрушками, и канцеляркой, и книгами – всем на свете.
– То уж довольно давно, мам.
– Кое у кого долгая память.
– Ну, магазин там и сейчас есть.
– Вот это? – Хелена содрогнулась. – Совсем не то же самое. Пойдешь туда, а на разговор с человеком за кассой не рассчитываешь. Никогда ж не знаешь, даже каким языком они владеют. И кстати, я тебе рассказывала о своей новой уборщице?
Иэн покачал головой.
– Моя милая уборщица, – сказала Хелена, обращаясь к Софи, – которая ходила ко мне невесть с каких пор, наконец отправилась на покой и уехала на побережье. Кажется, в Девон. И вот агентство прислало мне эту новую девушку. Гретой зовут. Из Вильнюса. Литва, кто бы мог подумать! Представляете?
– Это не имеет значения же, ну, – проговорил Иэн, – главное, чтобы умела прибираться? Как у нее с английским?
– Великолепно, должна отметить. Хотя акцент очень сильный, и я бы совсем не возражала, если бы она говорила чуть громче.
– Может, она тебя боится. Многие боятся, между прочим.
Догадываясь, что это замечание – по крайней мере, отчасти – касается Софи, Хелена повернулась к гостье и смягчилась.
– Ну да ладно, дорогая моя, – сказала она. – Расскажите мне о вашей работе в университете. Сын говорит, что вы знаете абсолютно все, что вообще можно знать о старых картинах.
– Не совсем, – ответила Софи, внутренне содрогаясь. – Как и все ученые, я работаю в очень специализированной области. Моя диссертация касалась современных портретов черных европейских писателей девятнадцатого века.
– Черных европейцев? Вы кого же это имеете в виду?
– Александра Пушкина, допустим, чей прадед был африканцем. Или Александра Дюма – того, который написал “Трех мушкетеров”, у него бабушка была рабыней с Гаити.
– Батюшки, я понятия не имела. Вот те на! – воскликнула Хелена, и тон ее намекал, что некоторые вещи лучше бы не знать совсем.
– Я изучала портреты этих людей, чтобы разобраться в том, как по-разному каждый художник запечатлел их чернокожее происхождение – или же не смог с этим справиться.
– Совершенно поразительно. Кто хочет пирога с ревенем?
По сути