порядку мальчики, придя домой, тотчас снимали с себя платье и сапоги и облачались в посконные грязные халаты, подпоясывались веревками, на ноги одевали опорки. В таких арестантских нарядах каждый из нас приступал к своей работе. Она заключалась в следующем: старшие мальчики по очереди ходили с ушатом на бассейн за водой; ее ежедневно требовалось не менее десяти ушатов. Младшие мальчики чистили платье и сапоги хозяевам и приказчикам, оправляли и зажигали десятка полтора ламп, чистили и ставили многочисленные самовары, кололи дрова, катали белье, возили снег с мостовой, бегали в булочную, в мясную лавку, в Никольскую аптеку и т. д… Кормили очень плохо; мы ложились спать всегда голодными. Ужин состоял из кислых пустых щей (мясо из них шло приказчикам) и гречневой каши с черным» фонарным «маслом. От такого стола нельзя было умереть с голоду, но и сытыми мы никогда не были. Я не был на каторге, но уверен, что там не изнуряют так людей голодом и непосильной работой, как изнуряли нас …». Конечно, деспотов и самодуров купеческого звания было довольно много. Но вот, что удивительно, все равно Слонов вспоминает эту тяжелую жизнь с благодарностью. Через несколько лет «ученья», он уже был приказчиком, потом открыл и «свое дело». В купеческой среде уважительно относились к способным, энергичным мальчишкам. Иной расторопный и смекалистый приказчик удостаивался большего уважения хозяина, чем его собственные сыновья. Елизавета Алексеевна Андреева-Бальмонт вспоминала, что отец и мать учили родных детей, заходя в свой собственный магазин, с почтением здороваться со старшим приказчиком, за руку, обязательно назвав его по имени отчеству. Бывало купец, с удовольствием отдавал замуж свою единственную дочку за такого «шустрого» молодца, чем за какого-нибудь нерадивого «прожигателя» отцовских капиталов. Здесь ценились деловые способности, а не родословная. Практически все служащие работали подолгу. Увольняли их редко, только за пьянство или воровство. Купцы любили прихвастнуть: «От нас уходят только после смерти». Если все-таки работник решал уйти, то это расценивалось для хозяев как «поношение». Конечно, сосредоточие в одном месте семейной и трудовой жизни, безусловно, наложило отпечаток патриархальности и консерватизма на ведение дела и быт старомосковского купечества. Однако, жизнь не стоит на месте, и постепенно занимая лидирующие позиции в городской жизни, московские «толстосумы» пытаются вырваться из старых «родительских кафтанов». Теперь нужно соответствовать своему новому положению в Первопрестольной. И только «ветхозаветное» купечество долго остается верным традициям и родительскому дому.
Церковь Николая Чудотворца, имен. «Большой Крест», на Ильинке. Фототипия «Шерер, Набгольц и К°». Из альбомов Н.А. Найденова. 1882 г.
Сохранились интересные воспоминания внучки, известного в середине ХIХ века, купца первой гильдии Михаила Леонтьевича Королева – Е. А. Андреевой – Бальмонт. Елизавета Алексеевна родилась в 1867 году в
