Я вновь обернулся к ней и принялся болтать от невыносимого возбуждения. Словом, я вел ее по тропинке, треща как сорока и заливаясь смехом, она же была объята молчанием и изумлением. Нынче-то я вижу, до чего огорошивающим казалось ей мое поведение, однако ж в тот миг оно представлялось мне вполне естественным. Все дело в неустойчивости, которая, как я сейчас подозреваю, должна была кончиться безумием, да и Беатрис, пожалуй, чувствовала то же самое. Зато мне чудилось, что застарелые рубцы рассасываются. Ненависть охотника была проглочена благодарностью. Клейма, выжженные во мне перекаленным чувством, залечивались и отваливались коростой, я раскрывался, млея от блаженного покоя в сердечной глубине, поверх которой выплясывал исступленный до невидимости восторг.
Мне и на секунду не приходит в голову, что в ту пору она меня любила. Если на то пошло, я и сам задавался вопросом: сколь многим людям ведома полнейшая одержимость и зависимость? Она же была скорее влекома обычаями и прецедентом. Теперь она обручена, а я, наверное, требовался на роль мрачноватого дополнения к педучилищной жизни; дополнения, которое она могла принять с большей легкостью, коль скоро ощущала приносимую мне пользу. Если ей в голову и залетала мысль о браке, то речь шла о далеком-предалеком будущем после окончания учебы, так сказать, в конце бобины, эдакое золотое сияние перед финальными титрами. Зато мои мысли и намерения были ясны и точны.
Сегодня я лишь удивляюсь собственной стеснительности и невежеству. После всех нафантазированных мною постельных страстей я едва осмелился на поцелуй, да и поползновения делал уж очень робкие. Понятное дело, она их отбила, но они послужили для перевода стрелки на главный вопрос и невозможность многолетнего ожидания.
– Девушки относятся к этому по-другому.
– Зато я не девушка!
Вот уж действительно попал в точку. Отроду не испытывал столь отъявленной гетеросексуальности. Но она была девушкой, чьи эмоции и физические отклики укрыты как у монашки. Она сама была спрятана. Все то время, пока я стучал, а затем и барабанил в дверь, она сидела запершись изнутри. Мы продолжали видеться, целоваться, планировать свадьбу через сколько-то там лет… Я купил ей колечко, и она почувствовала себя большой и зрелой. Мне дозволялось легонько касаться ее левой груди при условии, что ладонь остается с внешней