Слова, сказанные пленным эсэсовцем о звериной жестокости, с которой терзал грудную клетку его командира освобожденный из плена авианалетом партизан. И немец, явно что-то при этом не договаривающий, чего-то опасающийся.
Волосы невольно зашевелились на голове Егорова, поднимаемые пришедшим со спины потоком мурашек.
***
На этот раз Ксению пропустили быстро. Едва она назвала имя профессора Вяземского.
Она лишь доли секунд помялась перед входом в клинику, хрустя на снегу подошвами ее несезонных сапог. Она взглянула на садящееся солнце так, как смотрят на светило уходящие надолго в подземелье люди.
– Вы правы, – Вяземский с улыбкой отреагировал на впечатления Ксении, – здесь совсем другой мир, другие люди и, соответственно, другая атмосфера, но… – он по-джентельменски открыл дверь перед спутницей, – я бы не стал сравнивать его с подземельем. Те лучики света, которые отблеском вырываются из душ наших пациентов, очень и очень яркие, но они вряд ли осветят темноту сознания людей, живущих по ту сторону забора нашего заведения. Взять хотя бы ваше дело…
– Это снова случилось, профессор… – Ксения кивком поблагодарила Игоря Викторовича за помощь в снятии верхней одежды. – И это был снова ребенок, мальчик.
– Расскажете?
– Подпишетесь?
– Бестактно, – Вяземский, ухмыляясь, взял в руки ручку, – не верить присягнувшему уже когда-то Гиппократу.
– Правила, профессор. – Ксения закурила папиросу, делая несколько глубоких затяжек. – Вы же, когда оперировали, каждый раз мыли руки, а не только однажды – впервые войдя в операционную!?
– Откуда в вас это, Ксения? – Профессор занялся ритуалом приготовления чая. – Сравнивать несравнимое. А впрочем, в наше время… Рассказывайте!
Пока Ксения вела свой мрачный монолог, двигая к себе и от себя поочередно кружку с чаем, пепельницу и курительные приборы, перемещался по кабинету и Вяземский. Он то подбегал к окну, то к двери, успел посидеть на всех стульях кабинета, то вскакивая с них, то медленно опускаясь с озабоченным выражением на лице.
– Мораль той басни такова, что плоть он резал, не засучив рукава… – после всего услышанного, рифмуя, проговорил профессор.
– Что, простите? – Ксения удивленно подняла брови, отрываясь от полуостывшего чая.
– Странно…
– Что именно?
– Всё! И в частности, ваше непосредственное участие в этом деле. – Вяземский рассматривал Ксению, словно видел впервые.
– О чем вы, профессор? – Свое замешательство она попыталась скрыть в дыму очередной папиросы.
– Серийность налицо, маниакальность… – Профессор поднялся, увидев сквозь дым в глазах собеседницы подтверждение своих предположений. – Лучше всего поймет убийцу с отклонениями человек, способный пережить подобное состояние… Согласны со мной?
– Частично. – Ксения нервно жевала мундштук папиросы.
– Или же специалист, имеющий