Но Швиттер устал. Бесконечно устал. Он не просто прожил свою жизнь. Он изжил её до конца, как вынашивают до дыр, до разлезающихся ниток любимые вещи. Близкая смерть даёт Швиттеру внутреннюю свободу. Он освободился от социума: от церкви, Нобелевского комитета, издателей и критики, он сжёг в печке своё состояние и выбросил прочь, как надоевшую куклу, свою последнюю жену. Он сбросил с себя оковы обязанностей и отдаётся напоследок чувственным наслаждениям.
Августа, жена художника Гуго, которому принадлежит мастерская-мансарда, сразу почувствовала в Швиттере властную мужскую силу, его истинную сущность вечного охотника и неутомимого любовника. И Августа оказывается в постели Швиттера. В двери неистово колотит бедняга-муж – грохот, стук, крик, напряжённый музыкальный ритм, а Швиттер, опьянённый ощущением рушащейся чужой судьбы, рушащихся устоев, рушащегося мира, танцует в трепещущих алых бликах какой-то сумасшедший танец дикарей и яростно дирижирует невидимым оркестром. А затем, разбежавшись, прыгает в постель к Августе.
Режиссёр Петров мастерски выстраивает темпоритм спектакля. Если первое действие заканчивается вспышкой страсти – эротическим экстазом Швиттера и Августы, разумеется, закулисным, то после антракта, ещё до поднятия занавеса, начинает звучать томительно-печальная музыка, создавая резкий перепад настроения. В этой музыке слышится душевная скорбь, тоска по ещё одной душе, оставившей этот мир. Приличествующая случаю заунывность подчёркивает рутинность похоронного обряда, разворачивающегося на сцене. Человек умер, но так уж принято, что прежде чем его опустят в землю, нужно произнести какие-то слова… Но постепенно ритм происходящего снова начинает нарастать и доходит до эмоционального взрыва – Швиттер хохочет над Мюгеймом, жертвой своего разыгравшегося воображения, хохочет и никаких не может остановиться, его смех словно заполняет всю сцену. А потом напряжение спадает, и во время воспоминаний Швиттера наступает умиротворение. Мелькают тени проплывающих облаков, а старая пластинка потрескивает, шипит и тянет. Звучит лирическая музыка, музыкальная тема Ольги.
Один из многих жестоких парадоксов Дюрренматта – чистоту и смиренную любовь воплощает у него «девушка на час». Режиссёр подхватывает и развивает эту тему: Ольга одета в белоснежное, почти подвенечное платье, знак невинности, вопреки ремарке Дюрренматта, предписывающей Ольге появиться в чёрном траурном наряде. Ольга ступает медленно, как во сне, голос её словно слабое эхо. Она сама – воплощение мелодии воспоминаний, зыбкое лунное сияние, современная Офелия, которая слишком хороша для нашей жизни.
Лирическая музыка, которая лейтмотивом проходит через весь спектакль, будит смутные чувства и образы – словно ностальгия по прекрасной жизни, уже