Метафорическое «чеховское ружьё» (Если в первом акте на сцене висит ружье, то в последнем оно должно выстрелить, писал Чехов) в спектакле Бильченко стреляет не метафорически, а по-настоящему. Драма не в только в том, что продан вишнёвый сад и больной Фирс нечаянно забыт бывшими хозяевами в заколоченном, оставленном ими доме. Драма умножена тем, что Ермолай Лопахин, казавшийся на протяжении всего действия самым хватким и сильным… кончает жизнь самоубийством. И психологически у Бильченко такой поворот событий в пьесе совершенно убедителен.
Лопахин с юных лет часто бывал в усадьбе, он всегда любил Раневскую. Она, добрая и красивая, была для него идеалом. Она и сегодня значит для него много. И он в день приезда Раневской из Парижа, фактически, сознаётся ей в своих чувствах: «Хотелось поглядеть на вас, поговорить… Вы всё такая же великолепная… Хотелось бы только, чтобы вы мне верили по-прежнему, чтобы ваши удивительные, трогательные глаза глядели на меня, как прежде… вы, собственно вы, сделали для меня так много, что я забыл всё и люблю вас, как родную… больше, чем родную». Этот страстный и нежный монолог произнесён Лопахиным на людях, но он замаскирован обыденной интонацией, словами о занятости, о необходимости уезжать… Никто из присутствующих, включая саму Раневскую, не услышал, не понял подлинного смысла слов Лопахина, их подтекста.
Подсказывая Любови Андреевне надёжный путь спасения от разорения и долгов, Лопахин начинает понимать, что такие чудесные, но непрактичные люди никогда не согласятся с продажей вишнёвого сада. Раневской неловко за Лопахина с его прозаическими расчётами. Раневская (её у Бильченко играла иностранная актриса с очаровательным акцентом, жена одного из зарубежных дипломатов в Украине) глядит на Ермолая встревоженно, словно ей предложили что-то недостойное, а затем произносит: «Дачи и дачники – это так пошло, простите».
Однако Лопахин в спектакле Валерия Бильченко вовсе не толстокожий мужик. Петя Трофимов не случайно говорит ему: «Как никак всё-таки я тебя люблю. У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа…». Такой Лопахин начинает догадываться, что, хотя усадьба и вишнёвый сад им куплены, но остаётся в Раневской, этой аристократке духа, нечто, что деньгами не измеряется, что в деньги непереводимо. У Лопахина, купца с русской ментальностью, рождается искреннее чувство вины: «Отчего же, отчего вы меня не послушали? Бедная, хорошая, не вернёшь теперь. О, скорее бы всё это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».
Лопахин видит, как мучительно горько плачет Раневская, как долго они с братом прощаются со своим родовым гнездом, как они, сразу постаревшие, медленно бредут от дома в полумраке, поддерживая друг друга, словно уходя в небытие… Лопахин начинает остро осознавать, что он, хотя и не стремился к этому (обстоятельства так неумолимо сложились), всё же прямо причастен к обездоленности очень дорогого ему человека…
И тут вступает