И то правда, по тому, как Теруко заботилась о нём, Райдон всегда знал, как сильно она его любит. Она готовила его любимые блюда: гречневую лапшу соба, такояки – жареного осьминога с водорослями, рисовые шарики с маринованным шпинатом и момидзи, десерт из кленовых листьев в сиропе. Она чистила ему одежду, покупала всё необходимое и часто приносила старинные рукописи из храмовой библиотеки, например трактат «Дзино сётоки» или стихи Иссы с рисунками, вышитыми на полупрозрачной бумаге шёлковыми нитями, и для этого совсем не нужны были слова, подтверждающие глубокую между ними связь. Он так привык к немногословию, что не нуждался в досужих разговорах, и, хотя мать больше запомнил склонившейся над грядками, чем над его кроваткой, ему никогда не бывало скучно. И самое главное, он тоже научился созерцать – распознавать в окружающем мире законы и правила движения ками, духовной сущности, наполняющей всё живое.
Потому с другими людьми Райдону было трудно разговаривать – он часто натужно молчал, поскольку так много мысленно сообщал перед тем, как произнести слова вслух, потверждающие уже высказанные про себя мысли, что ожидал понимания и ответа, но говорливые собеседники удивлённо пялились на него, торопили, задёргивали ненужными расспросами, перескакивая с одной темы разговора на другую, как следует не закончив ни одной из них, и совсем не пытались вникнуть в смысл его пауз. Многие вообще считали его сумасшедшим. «Ты что, приятель, язык проглотил?» – подсмеивался над ним очередной незнакомец. «Да ты просто немой», – хихикали ему в лицо пьяные каси дзёро, вешаясь на шею и пытаясь залезть холодными руками ему в штаны до того, как он успевал оттолкнуть их от себя. И только суровому мичману Камата Райдон не казался ни сумасшедшим, ни немым, потому что никогда не пререкался ни со старшими, ни с младшими по званию и почти всегда блестяще исполнял приказы. Посему выходило, что друзей, кроме Уми цубаме, у Райдона не было.
Вот это и была причина его разноречивых чувств по поводу списания с Фусо. «Как, как расстаться с ней? – спрашивал себя Райдон, ожидая окончания срока службы. – Как расстаться с Уми цубаме? Ведь переезд в Цукидзи означал, что они больше никогда не увидятся». Вместо счастья, радость о повышении принесла ему лишь сердечные муки. Райдон страдал от предстоящей разлуки с Морской ласточкой и не мог поднять на неё глаза.
– Я не виноват, – говорил он ей. – Это служба. Нам придётся расстаться.
«Зачем же ты так старался? – казалось, отвечала ему с упрёком Уми. – Ты же знал, что если станешь отличником, тебя обязательно повысят в звании, и мы не будем вместе».
– Я и не думал об этом, – признавался Райдон, – я просто выполнял свой долг.
Но Уми слушать его не хотела и только обиженно дулась в ответ. Получалось, что чем лучше они палили, тем быстрее близился срок их разлуки.