«А что, в таком случае, эротика?» – вдруг спросил Максим.
«Ну, ты-то пишешь чистую эротику», – Председатель поощрительно кивнул в его сторону, убрал непослушную прядь своими пухлыми пальцами за ухо, и снова обратился к Злате. – «Где же то, что мы так ждем на наших собраниях? Где, собственно, подробности?»
«Иногда я не уверен, что пишу именно эротику», – снова встрял Максим. – «Иногда мне кажется, что у меня это, скорее, порнография. А у Златы вот – как раз эротика…»
Злата, крупная полная девушка в черных джинсах и черной рубашке, с нелепой прической в стиле конца девяностых – почти полностью бритая голова, а сзади, в ложбинке на шее, – длинный крысиный хвостик, – сидела, опустив глаза, и молчала. Ее пальцы, изуродованные черным маникюром и огромным количеством колец с какими-то кельтскими символами, дрожа, перебирали рукопись, которую она только что читала.
«Тогда поясни, что ты имеешь в виду», – сказал Председатель Максиму.
«Я имею в виду, что мои персонажи не обладают историей, в них нет глубины, они безымянны и больше похожи на кукол, на – как когда-то говорили, картонных дурилок. А в рассказе Златы есть предыстория, есть отношения между героями, есть характеры. И потом, интересно, что о проказах дам мы узнаем из воспоминаний их правнука, или кто он им там. То есть, имеет место не только некий исторический контекст, в котором происходят все эти события, пусть и нарочито искусственные. Но ощущается и определенная… не знаю, как сказать… глубина, которая уводит нас в будущее, и это будущее не менее искусственное, чем прошлое…»
«Спа-си-бо», – прошептала Злата, все так же не поднимая глаз и нервно теребя листы, – с механической интонацией, словно бы пародируя какого-то робота и компенсируя живость своих персонажей, о которой только что говорил Максим.
«Да не за что», – пожал плечами Максим. Он был абсолютно спокоен и удивленно оглядывался, не находя поддержки. Все молчали, словно боялись, что за их высказывания их исключат из Клуба. Максим же жаждал высказываться, и если при этом он невзначай нарушит правило Клуба, то готов был расплатиться за это – и деньгами, и даже уходом. Он ощущал внутри уверенность и силу, вероятно, скопившиеся из-за долгого молчания и из-за – как это ни парадоксально – частых выступлений. Он был сильнее, крупнее, выше всех, кто здесь находился, он был точно Алиса в карточном суде, – одно неловкое движение локтем, и все эти морские свинки полетят со своей скамьи присяжных в тартарары.
«Что значит, искусственное будущее?» – спросил у Максима Председатель. Он тоже явно ощущал силу и правоту Максима, и не готов был сейчас с ним сражаться. Поэтому его тон смягчился, он словно бы старался примирить самого себя с этим неожиданно появившимся защитником испуганной, но, наверное, все-таки правой, девчонки.
«Ну, Злата играет