Я впервые увидел, что Алена может смущаться. Я это понял по ее еле дрогнувшим губам, небольшой ямочке, возникшей на щеке, и глазам, которые она спрятала в квадратное око стакана.
– Спасибо, мне приятно, что вы читали.
– Читали, не то слово! Радовались, наслаждались, – Карен болтал остатками настойки в стакане.
– У вас есть стиль – сдержанный, точный, со взглядом в перспективу, – продолжила Валентина таким голосом, как будто диктовала статью.
– Как у Коко Шанель – маленькое черное платье, но – в журналистике, – прервал ее Карен. – Ну, что, не пора рыбу переворачивать?
Я заметил, что при упоминании француженки ресницы Алены дрогнули, а темные зрачки метнулись в сторону Алексея.
– К маленькому черному платью нужен бриллиант. Идеально, если им становится сама женщина. В данном случае – автор, – добавил я, не сбившись ни разу. Мне редко приходится говорить среди интеллектуалов. Обычно я их фотографирую, потом смотрю на снимки и раздумываю: в чем же проявляется интеллект. Фотография – честное искусство.
В ответ на мои слова Алена бросила на меня уничижительный взгляд:
– Коко Шанель, между прочим, сказала, что роскошь – это вызов не бедности, а вульгарности, – и она снова махнула ресницами в сторону Алексея.
А он в это время поворачивал решетку, поливал чем-то куски рыбы, снова поворачивал и чем-то поливал. Другими словами – колдовство было в разгаре.
– Мы, кстати, за знакомство так и не выпили. Первый тост ведь за здоровье был, тост землепашцев, – сказал Карен, подливая в стаканы из бутылки с красным сургучом на горлышке.
Чокнулись, сдвинув стаканы над чуркой с хлебом.
– Карен, просто художник. Муж мадам, – Карен церемонно склонил голову в сторону Валентины.
Валентина полезла в карман, вынула кожаную визитницу, достала две карточки и протянула одну Алене, вторую мне. "Галлерея…", директор, – прочитал я. Стал понятен ее интерес к живописи, к художникам, к алениному творчеству в том числе.
– Готово, – Алексей снял с углей решетку и по дуге, рассыпая по воздуху клочья дымка и запаха, перенес ее к нам.
Валентина проворно раздала бумажные тарелки.
– Помидоры здесь, в тазике. Лук, укропчик, прочие части натюрморта. Сначала смотрим, потом едим, – Карен двигал по пожухлой траве тазик с зеленью, устраивая его в равной досягаемости от всех коленей.
Соответственно, колени двигались тоже, сдвигаясь к огню, к чурбанам, к натюрморту, который предстояло разрушить.
Глава 3. Отцы-командиры
Солнце совсем исчезло, оставив багровую полоску на горизонте. Искры вылетали из пламени и гасли, за секунды исчерпав свой порыв достичь звезд. В окружающем просторе и одновременно в тесноте каменного очага было скрыто что-то неимоверно важное, неимоверно ценное, необходимое для жизни.
– Речная рыба вкусна, хоть и костлява, – сказал Карен, бросая в огонь остатки со своей тарелки и потянувшись за следующей порцией.
– Как