Наташа достала из сумочки паспорт, свидетельство об окончании школы и сказала:
– Больше у меня ничего нет.
ОК просмотрела их и произнесла строго:
– Нет справки с места жительства.
– В чём дело, товарищ начальник? – улыбнулся я, – Добудем, хоть из-под земли.
Вновь знакомое выражение возникло на лице Насибы, щедром на проявление радости.
– Из-под земли не нужно, – приняла она шутку, – нужно из Махаллинского комитета.
И продолжила, переключаясь на меня:
– Сабирчик, дорогой, ты всё такой же весельчак и балагур, как раньше!
Ответил сущую правду:
– Только с тобой, ласточка-щебетунья. Только с тобой.
– Надо же, удивлась Насиба, – ты до сих пор помнишь, как меня называли на курсе?
Многозначительно и почти торжественно произнёс в ответ:
– Я всё помню, Насиба-хон…
Лицо однокурсницы сталося серьёзным, а взгляд словно рентген, который готов заглянуть в самую душу, чтобы рассмотреть, что в ней есть на самом деле.
– Всё ли? – с сомнением поинтересовалась она.
Ответил ей твёрдо, не отводя взгляда:
– Всё.
Мы смолкли на несколько секунд, прикоснувшись душой к своей юности. Наташа с удивлением и непониманием смотрела то на меня, то на Насибу, но молчала, не мешая нам быть наедине со своим прошлым.
Видя, что Насиба хочет о чём-то спросить меня, я догадался, что вопрос будет скорее всего касаться Кати Вороновой, и приложил палец к губам, прося о молчании. Однокурсница поняла моё предупреждение без слов. А я поднялся со стула и сказал:
– Ну что же, Ласточка, пора. У меня ещё много дел: завтра нужно возвращаться домой, в Фергану. Я же проездом – по делам. Заскочил вот к вам узнать насчёт аспирантуры, и соседке помочь в устройстве на работу.
– Не пропадай надолго, Сабир. – попросила Насиба. – У нас есть о чём поговорить.
И добавила многозначительно, подавая карточку с номерами своих телефонов:
– Звони. В любое время… Если не в институт, то домой. Всегда, чем смогу – помогу.
Я поблагодарил Насибу, положил карточку во внутренний карман пиджака и попрощался со своей бывшей однокурсницей, недовольный собой за то, что желая покрасоваться перед Наташей и Насибой, в глазах этих двух женщин выглядел павлином, распустившим хвост.
И главное, как я понял, Насиба хотела рассказать мне что-то о Катюше, возможно, очень важное, а я не захотел выслушать её. Представляю, как она была ошарашена этим: некогда, так любивший Воронову, Сабир даже слышать о ней ничего не захотел.
– Это что-то! – отреагировал любимой присказкой Насибы – естественно, про себя.
Да, сегодня я предстал перед бывшей однокурсницей в весьма невыгодном свете.
– Хочется надеяться, что Наташа не приняла мои действия за «ужимки и прыжки» отпетого ловеласа, – подумал я, спускаясь по лестнице в вестибюль.
Впрочем,