Я не стал ничего говорить, просто продолжил делать своё дело А ведь я в свои семнадцать лет тоже имею много сожалений. Если бы я мог, я бы вернулся туда, чтобы не допустить произошедшего. Но уже ничего не вернуть. Напрасно гнаться за улетающей птицей, когда ты ходишь по земле. Мне остаётся только жить под гнётом своего раскаяния, мучаясь ночью от кошмаров.
…
– Артур, просыпайся…Артур!
– А?
Я распахнул глаза и увидел своего отца. Он был обеспокоен. Я быстро приподнялся и ощутил что-то на своём лице. Я коснулся лба и почувствовал влагу. Что это было? Я попытался поднять глаза, чтобы увидеть источник воды, но меня прервал голос.
– Тебе приснился кошмар? – спросил меня отец.
Я опустил голову. Отец с волнением и любопытством смотрел на меня. Спрашивал то, на что уже знал ответ. Он знал, что меня мучают кошмары. Знал, что я боюсь засыпать по ночам. Знал и…его успокаивало это. Я был уверен. Я был уверен, что он чувствует облегчение, когда видит моё измученное от недосыпания лицо. Это моё наказание. Наказание за мою ужасную ошибку.
– Я в порядке, – ответил я слегка охрипшим голосом. Я попытался прокашляться, но чем больше попыток я предпринимал, тем сильнее становились неприятные ощущения в горле.
– Что тебе снилось? – каким-то чересчур ласковым голосом спросил отец, наклонив свою голову набок.
– Какая разница? – ответил я, когда наконец перестал кашлять.
– Я же психолог, смогу сделать выводы, – сказал он и ухмыльнулся.
Психолог… Единственные выводы, которые ты сумел сделать за эти года, – это бесполезность своих попыток. Попыток разобраться в проблеме, поговорить со своим сыном, простить его. Это невозможно. Так к чему эти вопросы? Неужели тебя просто терзает любопытство?
– Я не понимаю, почему тебе так важно знать? – я начинаю раздражаться.
– Я не могу спросить, что приснилось моему сыну? Ты же знаешь, я беспокоюсь.
– Что мне снилось….
А что мне снилось? Прямо сейчас я осознал, что совсем не помню, что мне приснилось. Я проснулся от того, что меня разбудил отец, а если он меня разбудил, значит, я кричал во сне. Но я совсем не помню, отчего кричал, и не помню в принципе, как кричал.
– Ты же знаешь, это твоя вина, – услышал я.
– Что?
Я удивлённо посмотрел на него. «Ты же знаешь, это твоя вина». Твоя вина… Он снова сказал это, он действительно сказал!
– Моя вина? – повторил я, будто не веря тому, что сам только что услышал.
– Это ты виноват.
Меня бросает в холод. Мне страшно смотреть на отца, но я не могу отвести взгляд. Что-то в нём притягивает