Спустя годы я понял, что позволить мне делать проект нашего дома было для Эллери вопросом веры. Он мог вмешаться, но думаю, он хотел, чтобы я набивал собственные шишки и учился оценивать риски.
Если это действительно так, то он слегка перестарался. Когда я съехал, Эллери остался жить в этой конструкции и жил там тридцать лет, пока дом не начал разваливаться. Как-то мы вышли на улицу, а первое кольцо большого купола, которое было ближе всего к земле, с грохотом обвалилось. Вся конструкция полусферы просела, не повредив ничего внутри, словно это был домик на пневмоподъемнике из мультиков. К тому времени, как я приехал туда опять – посмотреть, в чем дело, – Эллери уже заменил большой купол, но игла не сохранилась, а вместе с ней исчезли еще несколько моих причудливых конструкций.
Эллери продолжил преподавать и делал это, пока мог, – он нашел свое призвание. После того как он поработал в нескольких государственных школах штата Нью-Мексико и ушел на пенсию, он стал преподавать в начальной школе на базе Уайт Сэндс Миссайл Рендж. В куполе он жил, пока ему не перевалило за восемьдесят, а потом жить одному ему было уже трудно.
Что до меня, то я уехал, но никогда не уезжал насовсем. Для меня, выросшего в таких странных условиях, оказалось проблемой жить в обычном доме. Я долго привыкал к прямоугольным стенам и нормальному распорядку дня. На четвертом десятке лет я потратил много времени, заставляя себя жить как нормальные люди, без хаоса. Тогда я встретился с моей будущей женой, чья мать была сумасшедшей поборницей чистоты. Этим она компенсировала свою любовь к беспорядку. Мы пристроили к своему дому конструкцию, похожую на иглу. Так мы вернулись в купол, более или менее.
Глава 3
Серийное производство
От атомов к битам и обратно
Мне едва исполнилось четырнадцать, когда я отправился в летний лагерь для юных химиков при местном университете штата Нью-Мексико. Туда съехались сотни детей со всей страны. Хотя, пожалуй, все же десятки, если учитывать свойства памяти.
Нас много куда возили на автобусах. Я смотрел в перекошенные окна с дешевыми хромовыми ободками и видел песок и кактусы, едва заметно поворачивающиеся вдали, когда мы поднимались на автобусе вверх по горным тропам. Я представлял себя фотоном, чей путь нарушали восходящие потоки пустынного воздуха.
Я привык к этому пейзажу, но меня завораживало то, как лучи беспощадного солнца высвечивали фигуры внутри автобуса. Залитые солнечным светом лица детей становились полупрозрачными и казались тонкими срезами одушевленного агата.
Когда мы тряслись по грунтовкам, выхлопы смешивались с сажей. Мы ездили смотреть на телескопы на вершине горы, похожей на черепаху, в пустыню с белыми песками и на ракетный полигон, названный в честь этих песков. Я был единственным местным, так что в кои-то веки чувствовал, что знаю больше остальных.
Помню, как познакомился с очень симпатичными конопатыми сестричками-близняшками из Колорадо, и они говорили