– Займи у кого-нибудь, – предлагал он и, не услышав ответа, добавлял весомое: – Отдашь в рассрочку.
Как будто бы даже знал, у кого занимать.
В начале мая Глеб принес телевизор. Стоило ему обмолвиться в институте о том, что неплохо было бы… Или – неплохо бы было…
В общем, ему пришлось еще и выбирать. Не отягощенные ощущением финансового краха однокурсники наперебой предлагали ему старенькие телевизоры. Среди телевизоров были даже радиола и проигрыватель виниловых пластинок.
В итоге за компанию к старенькому «Горизонту» комната Глеба пополнилась еще и кассетным магнитофоном без задней стенки. Рухлядь была вполне жизнеспособна.
– Почем взял? – заинтересованно произнес сосед, доставая при этом лощеный кожаный кошелек.
– Да убери… – благодушно удостоил ответа Глеб. Ему было приятно внимание, оказанное ему товарищами.
Сосед поспешно убрал лопатник в задний карман.
К вечеру комната наполнилась синеватым свечением. Если свечение и движущиеся фигуры мешали готовиться к занятиям, можно было тихонько запустить шелестеть аудиокассету. На единственной пока аудиокассете было коротко выведено:
«Битлз». Эту кассету Глебу подарил Корнеев.
Глеб пытался организовать свое существование так, чтобы тосковать было некогда.
Когда все же подступало, Глеб уходил на берег Невы.
Не парадная, а уже судоходная Нева жила в десяти минутах ходьбы от общежития. Они любили гулять здесь по набережной с прошлой симпатией еще в октябре. С тех пор, не в пример симпатии, Нева стала еще краше.
Он, подстелив пустой рюкзак, садился на ступени набережной. Когда были деньги, доставал купленную пачку сигарет. Отключался от всего, что оставалось за спиной. Впереди же были только вода и сравнительно далекий берег.
Глеб предавался мечтам, как тибетский монах, отказавшийся от земных благ. Сходства с монахом добавляло то, что Глеб тоже от них, земных благ, отказался, правда, по другой, экономической причине.
Здесь, на берегу Невы, Глеб впервые принялся мечтать о путешествиях. Уже не отвлеченно, а с четким практическим применением своих знаний. Все, что не касалось математик, давалось Глебу легко. Более того – от некоторых предметов он получал удовлетворение. И чувство причастности. Да что там от предметов – даже от слов! Не каждый может со знанием дела говорить о скорости адвекции…
Еще он проникался уважением к преподавателям. Многие из них были учеными с мировыми именами. При этом вместе со студентами дымили в курилках и иногда маялись с похмелья на первых парах. От такой сопричастности Глеб чувствовал себя молодым перспективным специалистом. Конечно, усмехался этому… А после опять чувствовал.
Когда начинало темнеть, Глеб уходил с берега. Темнота была благодатной почвой для нездоровой тоски, а от одиночества в голове образовывались ненужные, неполезные вещи.
Вспоминалась