– Помню, товарищ Сталин. Разрешите начать со второго вопроса? Откуда узнал, точно объяснить не сумею. Просто почувствовал опасность, у меня подобное и раньше иногда случалось, в самый напряженный момент боя, к примеру. А еще услышал звук работающего реактивного двигателя. Ну, по крайней мере, в тот момент мне так показалось, что я его слышу.
Про то, другое чувство Сергей, разумеется, решил не упоминать, поскольку и сам пока не разобрался, что к чему. Да и не смог бы ничего объяснить – каким, собственно, образом, если сам ровным счетом ничего не понимает?
– Интуиция это называется, – понимающе кивнул Вождь, закуривая новую папиросу. – Зачем тут еще чего-то пояснять? Знакомое дело, сам, бывало, испытывал. А что звук этого самого – как ты там сказал? реактивного? – мотора услышал, так мало ли? Тоже зря в себе сомневаешься, может, у тебя слух такой, идеальный. Как у музыканта. И проявилось это в самый неожиданный момент. Тут я никаких подозрений к тебе не испытываю, ты хоть и из будущего, но такого подстроить никак не мог. Да и зачем? Сам ведь рядом был, тоже едва не погиб.
Сталин отчего-то нахмурился. И, помедлив с пару затяжек, продолжил, произнеся то, чего Кобрин услышать никак не ожидал:
– Знаешь, майор, очень сильно я не люблю кому-то должным себя чувствовать. А ты мне, так уж выходит, чуть ли не жизнь спас. Поди, знай, как бы оно вышло, если б ты меня на пол не повалил – окна вон с какой силищей вылетели. А еще говорили, что бронированные…
– Товарищ Сталин! – решительно отрезал Сергей, поднимаясь. – При чем тут вообще это?! То, что я сделал… – на миг Сергей все-таки смутился, мучительно подбирая подходящие слова. – Не знаю, как правильно сформулировать, я все-таки солдат, а не политик, меня разные красивости говорить не учили. Ради будущего, что ли? Поскольку без вас я никакого будущего просто не вижу! Вы ведь читали, как все дальше происходить станет? И чем в итоге закончится?
– Сядь, Сергей Викторович, чего так раздухарился? – буркнул хозяин кабинета.
И задумчиво пробормотал, с сожалением глядя на практически докуренную папиросу:
– А плохо, когда окон в кабинете нет, верно? Я, знаешь, люблю, когда светло. И шторы сам раскрываю, и люстры включаю. В полутьме нехорошо сидеть, лиц не видно… Ладно, давай эту тему оставим, не важно оно сейчас. Так что про бомбу рассказать можешь? Или это никакая и не бомба была?
– Бомба, товарищ Сталин, – кивнул Сергей, довольный, что разговор отвернул от скользкой темы. – Именно что авиационная бомба, только управляемая и способная к недолгому самостоятельному полету. Самолет-носитель сбрасывает ее неподалеку от цели, а дальше она планирует за счет горизонтального оперения и реактивного двигателя, и наводится, вероятнее всего, по радио.
– Рассказывай. Пока можно без подробностей. Откуда у Гитлера такая диковина? И что это вообще за оружие такое? Почему у нас ничего подобного не разрабатывается? В той информации, что мы от твоих реципиентов