– Немцем оказался? Чёрт! Я думал, что про немецких шпионов для острастки говорят, чтобы бдительность не теряли, думал: дурь это, за одного шпиона сколько невинных могло пострадать, а оно вон как! Да ведь и лошадей наших попортили, наверное, из таких вот. А?
Иван промолчал. Дядю Василия взяли в тридцать восьмом году. Приехал в деревню журналист, чтобы написать заметку о тружениках колхоза имени Жданова, которые не только план по хлебозаготовкам досрочно выполнили, но и сдали сверх плана три тысячи пудов. Праздник был в деревне: уборочную закончили, трудодни подсчитали, выдавали зерно на трудодни, загружали сельчане мешки на подводы, везли в свои сусеки и амбары. Тут, у колхозных амбаров, толпился народ стар и млад – разговоры, шутки, смех. Дядя Василий был затейник ещё тот: частушку озорную мог спеть, анекдот рассказать, поддеть соседа или соседку перчёным присловьем. Вот журналист к нему и пристроился со своим блокнотиком. В сторону увёл, что-то записал, водочкой обещал угостить, спросил:
– А про жидов анекдоты знаешь?
– Ни. – Дядя Василий знал, что за анекдот про евреев можно в кутузку угодить и ещё дальше, а журналистик кудрявый этот – кто? – евреев у нас нема.
– И что, никогда и не было? – поразился журналист.
– Був одын.
И дядя Василий рассказал, как через деревню проходили колчаковцы, а с ними были пленные, которые за большевиков. Одного такого пленного на берегу речки казаки казнили. Казачий сотник, приговаривая: «Я козак, а ты жид, недолго будешь жить!», зарубил шашкой несчастного, и тот упал под обрыв.
– А бильше жидив у нас нэ було, – так закончил свой рассказ дядя Василий. И не удержался, добавил: – Мабуть, не зря кажуть: «Дэ хохол пройшов, там еврею робыть ничёго».
В районной газетке журналист написал про успехи колхоза имени Жданова, в конце заметки посетовал, что есть среди колхозников и антисоветский элемент, как, например, Василий Ященко, он и антисемит к тому же. Через два дня дядю Василия забрали. «Без права переписки» – такое решение к сроку заключения больше всего тогда поразило Ивана, да и не только его. И действительно: писем от дяди Василия не было, и куда послать ему письмо, Яков, отец Ивана, старший брат Василия, не знал.
Наверное, из-за того, что дядя был осуждён, не со своим годом призвали в армию племянника «врага народа». Возможно, что в суде дяде Василию и шпионаж в пользу немцев навесили. «Любил петь мой дядя, – хотелось сказать Ивану, – по деревне, бывало, шёл и пел». Но ничего не сказал Семёну Иван, а только посоветовал перебраться в другое место.
– Чего вы возле сортира устроились? Есть место, где не воняет.
Каспарайтис доложил гауптману о «саботажнике». Среди пленных уже было несколько человек, которые болели в лёжку и работать не могли, что был понятно даже не осведомлённому в медицине человеку. А тут ещё прибавились раненые, которые оказались среди новых пленников. «Дармоеды»! Утром на поверке гауптман появился перед строем,