Благодаря стараниям и заботам бабушки я стала понемногу прибавлять в весе. Ей становилось все трудней носить меня с собой и просить милостыню. Ближе к осени она приняла предложение Маруси, и мы поселились у ней в избенке. Одному Богу известно, сколько горючих слез пролила моя бабушка за все время наших невзгод, какими молитвами просила за нас двоих, горемычных, заступничества, покровительства и помощи у святой богородицы Марии и ее сына Иисуса Христа. Возможно, поэтому Господь Бог оставил нас в живых после всех наших мытарств. «Нет худа без добра» – гласит русская пословица.
Пребывание у Маруси запомнилось мне несколькими эпизодами. Помню, как мы сидели за столом и из большой чашки ели свежесваренную картошку. От нее шел такой аппетитный пар и вкусный запах. Потом мы с Шурой начинали играть. Бабушка оставляла меня с Марусей и Шурой, а сама по-прежнему ходила по дворам и просила подаяния. То, что ей давали сердобольные люди, она делила теперь на нас четверых и таким образом вносила нашу долю за проживание у них. Маруся и Шура, несмотря ни на что, были к нам добры. Мы были благодарны им за это.
Как только я начала говорить, бабушка стала учить меня утренним и вечерним благодарственным молитвам к Богу Отцу, Сыну и Святому Духу, а также к Святой Богородице Марии. Эти молитвы я, трехлетний ребенок знала, как таблицу умножения. Наверное, поэтому нам оказал Бог свою милость на выживание через Ангела Хранителя, которому завещали мой ушедший в трудармию отец, умирающая двадцатидевятилетняя мама и бабушкины молитвы и старания.
Главное состояло в том, что как бы нас не оскверняли немецко-фашистским клеймом, моя бабушка Маргарита Михайловна своим беззаветным примером терпения доказала, что мы, российские немцы, также страдаем из-за войны с Германией и никакой опасности для России не представляем. Всему приходит конец, пришел он и четырехлетней кровопролитной войне, в которой я потеряла маму и двух сестер.
По окончании войны жизнь в одночасье не улучшилась. Бабушка все также была вынуждена ходить и побираться, хотя иногда получала посылки от своего сына Иоганиеса, который по-прежнему находился, как и другие трудармейцы, в лагере. Посылки и письма отец адресовал на нашу односельчанку с Реммлера, Амалию Шмельцер.
Мне хотелось уже познавать окрестности деревни. Однажды бабушка хотела меня наказать за то, что мы с Шурой пошли на речку. Маруся с Шурой заступились за меня, а вторая дала слово не водить меня больше на реку. Бабушка заплакала и сказала, что я могла утонуть, добавив при этом еще, что скоро приедет папа. Я не знала, кто такой папа, так как в моей жизни до четырех лет я его еще не встречала. У меня, слава Богу, была моя самая любимая на свете бабушка, и я к этому привыкла.
Однажды зимой мой папа Иоганиес Вернер появился перед моими глазами. Я еще не знала,