Штурвал однако не хотел вращаться. Федор Ильич изо всех сил пытался сдвинуть его с места, тряся бородой и краснея от напряжения. Катенька бросилась помогать, но отец остановил ее.
– Тут дело в другом… – сказал он, отпустив штурвал и отходя на шаг от двери.
– Опять не в духе? – догадалась дочь.
– Кураж – святое дело…
Он шагнул в будку, включил компьютер и, стоя, стал тыкать пальцем в клавиатуру.
– Молодость моя… – раздался тот же женский голос. – Серо-буро-малиновый с продрисью… будки.
– Ее заклинило, – сказал Шендерович, зависнув над клавиатурой. – Даже не знаю, что можно предпринять.
– Теперь там дядя Вася, – неожиданно выдала Машина.
– Ты его знаешь? – встрепенулся Федор Ильич. – Что за лох?
– Он не лох, – покровительственно сказала машина.
– И все же?
– Дядя Вася в прошлом преподавал, – продолжила машина. – Он специалист в области программирования. С детских лет он вел тухлые разговоры об искусственном разуме. – «Это лучшее из того, что может придумать человек», – говорил он. Но Васёк не имеет никакого отношения к созданию искусственного разума. Он сам себя создал – этот разум. Бушлатик на нем потертый такой, серо-буро-малиновый с продрисью…
– У тебя глюки, вехотка ты старая! – воскликнул Федор Ильич. – Ты поразъехалась!
– Ты о чем, майор Шендерович? Я не понимаю тебя… Вехотка какая-то… В смысле мочалка?
– Ничего непонятного! Будем кувалдой дверь открывать. Не нравится?
– Так уж и кувалдой. Пошутить нельзя бедной старушке … Входите…
Штурвал на входе в «бочку» сам собой крутанулся, и дверь слегка отворилась.
– Ты грубый, Пульсар… – бурчала Машина и продолжила ни с того ни с сего: – Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит… Избушка там на курьих ножках, стоит без окон без дверей… Я вас люблю, но чувство мое безответно…
– Ты ошибаешься, – сказала Катя, – мы тебя тоже любим… Мы тебе говорили об этом.
– А я сомневаюсь! – воскликнула Машина.
– Мы с тобой, дорогая ты наша.
Отворив дверь, они вошли в освещенное помещение. Внутри находилась все та же колонна, которую как раз и обхватывала «бочка», образуя замкнутый, в виде кольца, коридор. На стенах «бочки», уходя от двери вправо и влево, располагались многочисленные приборы. Пол в помещении был выложен светлым кафелем.
Кошкин вошел последним. И замер в тоскливой истоме: за спиной у него словно ожил какой-то двигатель – очень слабо, почти бесшумно. Кошкин сразу же оглянулся, но сделать уже ничего не смог: дверь затворилась, щелкнула замками. Штурвал, вращаясь, окончательно запечатал их в стальном помещении.
У Кошкина шевельнулись волосы. В этой кадушке (по факту – в закрытой консервной банке) мог быстро закончиться воздух…
– Вот вы и попались! – воскликнула Машина. –