– Ну и работай… – Машка, склонив голову, обошла его и спряталась в зале.
– Что у вас, мама? – сказал Кошкин, заглядывая в столовую.
– Что у нас? У нас ничего, – ответила мать. – Это у вас надо спросить.
Кошкин вошел внутрь, сел на стул и склонил голову, упершись локтями в колени.
– Никто не знает, что эта сволочь опять выкинет, – неожиданно произнес он.
– Я и говорю, – откликнулась мать. – Совсем с катушек съехала…
– Я не о ней… Я о Центральном банке…– уточнил Кошкин, а потом вдруг продолжил: – «Многоуважаемый Лев Давидович, Центральный банк уведомляет вас о прекращении финансирования социальных программ, призванных повысить деторождаемость… Основание – полное отсутствие финансовых средств на Ваших счетах».
– Приехали! – воскликнула Софья Степановна. – Я же говорила: Большов доведет нас до ручки своими прожектами – ему только волю дай… Он же не может ничего, кроме как плавать…
– Ходить, – поправил ее сын. – На кораблях ходят.
– Не важно! Его не для того туда поставили, потому что после его избрания мы, выходит, приплыли… Но тебе-то откуда известно о прекращении финансирования?
– Мне-то?
– Откуда известно?
– Оттуда… – Кошкин ткнул пальцем в сторону коридора и добавил: – От клиента… Но это ничего не меняет…
Он посмотрел в сторону Федора Ильича и спросил:
– Интересно, как у вас там устроено? Я имею ввиду машину, о которой вы мне рассказывали… Нельзя ли на нее посмотреть?
– Это можно, – ответил Федор Ильич, на что Софья Степановна вдруг выкатила глаза.
– Мы же на дачу вроде как собрались… У нас там лужайка…
Начав с лужайки, хозяйка квартиры принялась рассказывать о даче в целом – в плоть до того, где она расположена, о соседях, а также про воздух, которым бы только дышать человеку.
Федор Ильич слушал ее внимательно. Воздух лесной, по его словам, был знаком ему больше всех. Этот воздух окружал его последнюю четверть века… Воздух, которым сыт не будешь.
– Пусть прогуляются с Катенькой, если охота, – щебетала Софья Степановна. – А мы на дачу…
Она знала, о чем говорила. Володеньке шел четвертый десяток, и будущее его представлялось туманным. С появлением в доме андроида, сын с головой ушел в работу: с утра за компьютер, затем прогулка, сон – и так в течение многих месяцев. Любые разговоры о том, что жизнь не резиновая, что сын может остаться один, не давали никаких результатов: сын отвечал, что он не один такой, что так живут теперь многие, а то, что население при этом редеет, так это же даже лучше: меньше народа – больше кислорода.
Софья Степановна разводила от бессилия руками, хлопала себя по ляжкам.
«Вот и возьми вас за рубль двадцать!» – восклицала она, потом шла к иконе Николая Угодника и горячо молилась, прося вразумить неопытное дитя. И вот он случай – сын притащил к себе в дом постояльцев.
«Слава тебе, господи, – обрадовалась