Шпион, выйди вон!. Джон Ле Карре

очистят ее душу. Я чуть не сдох. Кто, черт возьми, сказал ей, что существуют баптистские монахини? Не важно, говорит. Баптисты лучше всех, ее мать была крестьянкой, уж она-то знает. Это будет вторая величайшая тайна, которую она мне поведает. «А первая-то какая?» – спрашиваю я. Будто и не слышит. Только знай себе повторяет: мы в смертельной опасности, с большей мне еще и сталкиваться не приходилось, для нас нет никакой надежды, если только она не переговорит с братцем Перси. «Что за опасность, ради бога? Что ты знаешь такого, чего не знаю я?» Она была самолюбивой, как кошка, но, когда я попытался надавить, она будто воды в рот набрала, и я перепугался до смерти, что она удерет домой и выложит все Борису. К тому же и время поджимало. Уже среда, а делегация должна была вылететь в Москву в пятницу. Как профессионал она чего-то стоила, но как можно было доверять такой психопатке? Вы знаете, что творится с женщиной, когда она влюблена, мистер Смайли. Она едва… Тут Гиллем оборвал его.

      – Оставь это при себе, понял? – приказал он.

      Тарр слегка помрачнел.

      – Мне было ясно одно: Ирина хочет сбежать – поговорить с Перси, как она выразилась. У нее оставалось три дня, и я понимал, что чем быстрее она убежит, тем лучше для всех. Если бы я стал ждать, она могла бы что-нибудь выкинуть ненароком. Так что я в конце концов решился и пошел к Тесинджеру, как только он открыл свою контору.

      – Среда, одиннадцатое число, – пробормотал Смайли, – в Лондоне раннее утро.

      – По-моему, Тесинджер принял меня за привидение. «Мне нужно говорить с Лондоном, лично с руководителем Лондонского управления», – твердил я ему. Тафти упирался до посинения, но в конце концов разрешил. Я сел за его стол и сам зашифровал послание, используя одноразовый код, пока Тесинджер наблюдал за мной, вздыхая и причитая. Нужно было составить начало и концовку торговым шифром, потому что у Тесинджера была легенда экспортера. Это заняло у меня больше получаса. Я так нервничал, просто кошмар. Затем сжег этот чертов листок из шифроблокнота и отстучал послание. В этот момент ни единая душа на целом свете не знала, что обозначали эти цифры на клочке бумаги, ни Тесинджер, никто, только я. Я запрашивал для Ирины предоставление в срочном порядке статуса перебежчика. Я потребовал все те приятные вещи, о которых она даже не заикалась: деньги, гражданство, новый паспорт, никакой огласки и жилье. В конце концов, образно выражаясь, я был ее деловым представителем, вы согласны со мной, мистер Смайли?

      Смайли поднял глаза, будто удивившись, что обращаются к нему.

      – Да, – сказал он довольно доброжелательно, – да, я полагаю, образно выражаясь, именно им ты и был.

      – Насколько я его знаю, он и сам внакладе не остался, – буркнул Гиллем себе под нос.

      Догадавшись, что он имел в виду, Тарр вспыхнул.

      – Это ложь, черт возьми! – вскрикнул он, густо покраснев. – Это… – Но, встретившись злобным взглядом с Питером, он тут же умолк, а затем вернулся к своему рассказу. – Я вкратце обрисовал ее карьеру за последнее время и допуск, включая