«В конце 1826 года я часто видался с одним дерптским студентом… Однажды, играя со мною в шахматы и дав конем мат моему королю и королеве, он мне сказал при этом: cholera-morbus подошла к нашим границам и через пять лет будет у нас.
О холере имел я довольно темное понятие, хотя в 1822 г. старая молдавская княгиня, набеленная и нарумяненная, умерла при мне в этой болезни. Я стал его расспрашивать. Студент объяснил мне, что холера есть поветрие, что в Индии она поразила не только людей и животных, но и самые растения, что она желтой полосой стелется вверх по течению рек, что, по мнению некоторых, она зарождается от гнилых плодов…
Спустя пять лет я был в Москве, и домашние обстоятельства требовали непременно моего присутствия в нижегородской деревне. Перед моим отъездом Вяземский показал мне письмо, только что им полученное: ему писали о холере, уже перелетевшей из Астраханской губернии в Саратовскую. По всему было видно, что она не минует и Нижегородской (о Москве мы еще не беспокоились) … Едва я успел приехать, как узнаю, что около меня оцепляют деревни, учреждая карантины. Народ ропщет, не понимая строгой необходимости и предпочитая зло неизвестности и загадочное непривычному своему стеснению. Мятежи вспыхивают то здесь, то там… Вдруг 2 октября получаю известие, что холера в Москве. Страх пронял меня – в Москве… Я тотчас собрался в дорогу и поскакал. Проехав 20 верст, ямщик мой останавливается: застава!
Несколько мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Я стал расспрашивать их. Ни они, ни я хорошенько не понимали, зачем они стояли тут с дубинами и с повелением никого не пускать. Я доказывал им, что вероятно где-нибудь да учрежден карантин, что я не сегодня, так завтра на него наеду, в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета».
Позиции «миазматистов» особенно укрепились в конце сороковых годов XIX века, когда вопреки карантинным мерам холера продолжала охватывать страны одну за другой. Не укрепило позиций «контагионистов» даже открытие итальянским микробиологом Пацини неких необычных изогнутых бактерий в стуле больных холерой, которых он посчитал ее возбудителями. Их впоследствии назвали «вибрионами».
И только спустя тридцатилетие, в 1883 году, французскому ученому Роберту Коху, работавшему на холерной эпидемии в Египте, удалось, наконец, доказать роль бактерий-«запятых» в заболевании холерой. Доводы Коха, увы, были подтверждены к тому же заражением и гибелью от холеры другого бактериолога – Тюиллье, случайно пролившего на себя пробирку с вибрионами. Но и тогда открытие Коха подверглось сомнению. Известный в ту пору немецкий ученый Петтенкофер, решив опровергнуть способность коховских «запятых» вызывать холеру, выпил бульонную разводку вибрионов и не заболел!
И все же,