А Котенок рассмеялся —
переедешь, как нибудь.
Паровоз тут рассердился —
отдавил Котенку хвост,
а Котенок рассердился —
поцарапал Паровоз.
Машинист лежит в больнице,
Паровоз стоит в депо.
А Котенок на заборе
пришивает себе хвост.
Эта песенка стала гимном нашей школы. Мы ее теперь дружным хором пели всем встречным на всех дальнейших станциях. Наши вокзальные концерты стали традицией. Мама сама распорядилась, чтобы в каждый рабочий полдень мы выступали перед взрослыми. Я пела «Орленка», «Рожь» и «Если бы парни всей земли» и, если в красном уголке на станции оказывалось пианино, играла некоторые упражнения из Гнесиной. Мальчики читали в лицах «Ленин и печник», Маруся и Аленка танцевали под мой аккомпанемент «Во поле березка стояла». Так началась моя первая гастрольная деятельность.
Музыка в кармане
Но в одном наш папа никого не обманул. Мы таки добрались до Батайска. Куда девался весь остальной состав – не помню. Просто однажды мы оказались прицеплены совершенно к другому поезду, который уже давно никуда не ехал, а стоял у Батайска-Сортировочного. С одной стороны к нам был прицеплен такой же как наш вагон под названием «женское общежитие». С другой стороны – целая вереница семейных вагонов. Про мужское общежитие не помню. Или его не было вообще, или оно существовало не при нашем составе. При женском общежитии столовался огромный рыжий пес по кличке Полкан. Мы с Аленкой подружились с ним очень быстро, приняв его во все свои игры. Там были и другие дети. Но я их плохо запомнила, потому что в этом составе мы прожили не более пары месяцев. Помню только, что вся ребятня играла преимущественно под нашим и общежитским вагонами. Все остальные подвагонные пространства были заняты курятниками, крольчатниками, а кто и свиней держал…
Это был тот самый легендарный СМП-14, к которому мы так стремились. Папу назначили прорабом. Мама, было, взъелась на него за то, что он ни начальник, ни главный инженер, а всего лишь прораб, но, осознав всю прелесть стабильной жизни, отстала. Папа уже ездил без нас. Но зато со всех своих поездок привозил нам подарки. Однажды он подарил мне губную гармошку. И с тех пор я не вынимала ее изо рта. Первая мелодия, которую я освоила, была песенка про юного барабанщика. За ней все неаполитанские песни из репертуара Робертино Лоретти. Потом «Хазбулат удалой» и прочие русские мелодии. Ребятам нравилось. Мы теперь все игры устраивали под гармошку.
Гармошка. Моя гармошка. Моя подружка под подушкой. Лучше скрипки и, конечно, лучше пианино. Музыка в кармане. Музыка, которая всегда с тобой. Если бы хоть кто-нибудь знал, какое горе она мне принесет. Но пока все было безоблачно. И только Полкан, задрав морду, выл под мою музыку. Только он чуял эту неминучую беду.
Школа другая – другие проблемы
Мы еще оставались жить в вагоне, когда вновь наступило 1 сентября,