– Слышь, профессор, как ты насчет остановки в пути?
– Какой остановки? – не понял Турусов.
– А вот Клавдия Николаевна обещает нам на пару дней место в этом «Факеле». И говорит, кстати, что с машинистом договорится. У него тоже в том районе какие-то дела. Отдохнем на твердой почве и дальше покатим.
Турусов не понимал: шутит его напарник или говорит серьезно. Оставить груз на два дня, уйти от поезда, который может тронуться в любой момент, оставив их посреди сибирской зимы, холода и снегов?! Как же подписанный договор, где одним из условий значилось «ни в коем случае не оставлять груз без надзора»?
– Ты чего окаменел? Что, не хочешь жизнь за вагоном посмотреть?
– А груз?
– Никуда не денется. Не бойся. Такой случай представился, а ты дрейфишь! Если хочешь – оставайся, посторожишь свои ящички, пока я прогуляюсь.
– нет, я пойду!
– Трудно тебя уговаривать, профессор. Излишне серьезно ты на нашу жизнь и на работу глядишь. Исправляйся, пока не поздно!
– Да, милок, – поддакнула Клавдия николаевна. – Серьезным быть не надо, а то беды не оберешься! Серьезные, они всегда за все в ответе, а вот если так просто ко всему подходить – никто с тебя и не спросит. Вот сынок мой тоже поначалу серьезным был, студентов даже обучал, а как понял, что весь вред ему от его серьезности, так и бросил это дело. Вот поглядишь, как он нынче живет, побеседуешь… Может, и остаться там захочешь. Там многие остаются из тех, что в гости приезжают.
Бабка попила чайку, встала и прошлась по вагону.
– А что это у вас за ящички? Не продовольствие?
– нет, – ответил Радецкий.
– Может, из одежи что?
– Да нет, там такое, чего не употребишь.
– Это плохо, – мудро покачала головой Клавдия николаевна. – Такой груз никому не нужен. Везли бы валенки – совсем другое дело. Меня бы, старуху, парой-другой порадовали, а то мои поизносились.
– Да, – согласился Радецкий. – И вас бы порадовали, и сына вашего.
Два дня пролетели быстро. Клавдия николаевна рассказывала о сыне, крутилась вокруг примуса, варя сопровождающим то гречку, то рис, то горох. Словно и не в вагоне они ехали, а жили в какой-то сельской хате, где и на печи поваляться можно, и пирожков испечь.
Было так уютно, что Турусов забыл, что он сопровождающий, забыл о том, что в вагоне – груз. О многом другом он забыл тоже, согреваясь от забот Клавдии Николаевны, которая называла их уже не «милками», а «сынками» и спешила сварить чего-нибудь еще и еще. Пусть они хоть шесть, хоть десять раз в день едят, лишь бы сготовить все их крупяные запасы, до которых у них самих руки не доходили, да и навряд ли дойдут когда-нибудь.
Поезд мягко и почти бесшумно остановился. Клавдия Николаевна легко отодвинула дверь и спрыгнула на снег.
– Я сейчас, сынки! – сказала и засеменила в сторону тепловоза.
Минут через пятнадцать вернулась.
– Ну и длиннущий у вас состав! Ни разу на таком не ездила, – задышала часто-часто,