что каждый танец во вселенной
вполне – последним может быть.
Глупость и зло – то фальшивые ноты
в жизненной пьесе, несчастье природы
тёмной, уставшей… А ум и добро —
в душу запавший аккорд, что порой
слышим в гармонии солнца и звёзд.
Песнь соловьиная, шёпот берёз,
шелест волны и небесная синь —
добрые ноты… Вот только бы жизнь
умно прожить… Гениальность дуэта
с миром – в любви, этой музыке света.
Когда-то давно я услышал, что Родина —
там, где мы собирали ребятами ягоды.
А вот, если звёзды поэту – смородина,
то весь мир для него назвать Родиной надо бы.
Стой, Солнце! Моя остановка!
На тысячу лет ты замри,
а лучше – навечно… Неловко
просить, но – постой, покури.
Я знаю, что жизнь – есть движенье
твоё и других вечных сфер,
ход времени, сердцебиенье…
Да, знаю… Но хватит, поверь,
смертей и рождений… Сегодня
в зените останься, и пусть
не будет зимы новогодней,
рассветов, закатов, а грусть
ночная – пускай канет в летний
единственный солнечный день.
Я вечно готов жить на свете,
любимых и близких не лень
мне видеть опять с собой рядом,
и знать, что так будет всегда.
Стой, Солнце! Движенья не надо!..
Не слышишь меня, вот беда…
А может, и слышишь, но в мире
нет вечного счастья для всех.
Поэтому ты, словно гиря,
вниз движешься или наверх:
заход и восход – равновесье.
Смех детский, слеза старика,
зла бездна, добра поднебесье —
всё в меру… Прости дурака.
Младенчество… – Рыцари, шлемы,
мечей звон и крики. На льду
рождалась нагою, вот тем и
взяла жизнь на Чудском пруду.
И нянек вокруг было много,
пришедших торговым путём.
Поэтому, может, в итоге
вдруг глаза лишилась дитём.
Ей два часа-века молчалось
от шока, от боли и слёз.
Так рабство в крови и осталось,
во взгляде и цвете волос.
Но время, – оно и калечит
и лечит забвеньем своим.
Двуглавый орёл сел на плечи
девчушке, которая с ним
как будто бы стала позорче,
была также гордость дана
от птицы ей… Все в детстве, впрочем,
играют в принцесс, как она…
Училась потом за границей
у тех, с кем ещё воевать
пришлось ей отроком-девицей, —
экзамены кровью сдавать.
Увлёкшись борьбой и войною,
свободу до капли пила,
смела с себя всё наносное
и даже орла прогнала.
Да, дьявольскою красотою
был славен семнадцатый год.
И, сам свою жизнь лихо строя,
к звезде устремился народ.
Но годы,