– Да, я знаю, но если мой Доди сможет это выдержать, то почему я не смогу?
– Может быть, и сможешь, но я думаю, что лучше этого не делать. Думаю, что лучше мне поехать одному.
– А ты точно вернешься через два месяца?
– Нет, не уверен; наверное, если мне повезет.
– Да ты влюбишься в одну из русских девушек, свяжешься с ней и убежишь, не вернешься.
– Кто, я? И русские девушки?! Эти дикие большевички? Да разве американские девушки хуже? «Нет» большевичкам!
– Ой, да ты всегда так говоришь. Ну позволь мне поехать с тобой. Может быть… не знаю, ну, пусть я потом заболею. А могу я приехать и встретить тебя на обратном пути – в Лондоне или Париже?
– Не надо встречать меня в Лондоне или Париже. Никогда.
– Да почему?
– Да потому!
– Нет, почему?
– Неужели я не могу провести два месяца в мире духовного? Вести жизнь аскета?
– Ну да, жизнь аскета. Ты!
– Да, жизнь аскета. Я так и сказал. Никаких девушек. Никаких «ля-ля». Только серьезные наблюдения и медитативные путешествия среди снегов. Длительные беседы с просвещенными чиновниками и безумными теоретиками. К тому же ты не говоришь по-русски.
– Так и ты не говоришь.
– Но у меня будут переводчики – секретари и шпионы.
– Ну пожалуйста, Доди!
– Никакого Лондона, никакого Парижа. Мне нужен отдых и покой.
– О да. Ну не будь таким злым. Как ты можешь быть таким злым? И потом, мне будет так одиноко…
– Ну, подумай обо всем, нужно было бы сделать. Этот дом в Маунт-Киско; мои письма, мои дела здесь. И кто позаботится о Нике (русская борзая)?[66]
– Я оставлю Мэрион в «Ироки», чтобы она присматривала за ним.
– Ой, ну не донимай ты меня сейчас. Я ничего не могу сказать. Может, я никуда и не поеду.
– Ну а если поедешь – можно, и я с тобой?
– Не могу сказать…
– А когда ты приедешь в Лондон, ты привезешь мне пару симпатичных русских сапожек? Может быть, красных? В них буду выглядеть шикарно, правда?
– Боже, я должен проехать шесть или даже семь тысяч миль, чтобы найти пару красных русских сапог? Так вот для чего нужна была революция! Чтобы я мог купить там красные сапоги. Ну ладно, если они у них есть, я куплю. И надеюсь, что русское правительство никогда об этом не узнает[67].
12 окт. 1927 года. среда. Нью-Йорк
Сегодня в офисе в час дня видел Б[68]. Она обеспокоена известием о моем отъезде. Далеко: муки ожидания. Наверное, я вернусь другим. А до того заведу себе какую-нибудь другую девушку. Хелен едет? («Нет») Я правду говорю? А может, она приедет в декабре – может, мы где-нибудь встретимся? Б. может ей позволить. Он сказал, что отпустит ее с подругой. Я говорю, что это возможно, но на самом деле считаю, что на это нет никакой надежды. Тем не менее – воскрешение сильной страсти из-за вероятного отъезда. Я решил для себя, что мы устали