Вздохнув, комиссар Буало вытащил из нижнего ящика стола блокнот большого формата, весь испещренный какими-то схемами, рисунками и записями, сделанными размашистыми каракулями с множеством сокращений, из-за чего они становились похожими на иероглифы. Открыв чистую страницу, комиссар подумал и написал:
Морис де Фермон
Исчез 13.09.1936
Жена Раймонда, двое детей
Тесть – граф де Круассе. Неприязнь.
Наташа, вторая жена графа. Прояснить характер отношений
Арман Ланглуа – приятель
Франсуаза Дюфур по прозв. Симона. Люб-ца Мориса. Наркоманка, лечилась, больше трех лет не употребляет наркотики
Мадам Биссон, бывшая люб. графа. Может что-то знать
На столе зазвонил телефон. Комиссар снял трубку свободной рукой.
– Комиссар Буало слушает.
– Это следователь Тардье, комиссар. Вас не затруднит заглянуть ко мне? Я хотел бы обсудить… кое-что.
– Я могу зайти прямо сейчас, – сказал Буало.
– Вы премного меня обяжете, – поспешно ответил собеседник.
Повесив трубку, комиссар убрал блокнот в ящик стола, запер его на ключ, поправил воротничок и застегнул пиджак, после чего тщательно запер дверь. Он миновал коридор, по-прежнему полный народу, дружески кивнул консьержу в стеклянной клетке, который пропускал посетителей на этаж, и сложным путем – по лестницам, переходам и служебным входам – добрался до крыла, в котором заседали сотрудники прокуратуры. В их число входил и следователь Тардье, который только что ему звонил.
Если комиссар Буало состоял преимущественно из округлых линий, имел небольшое брюшко, и даже плешь на его макушке образовывала безупречный овал, то следователь Тардье явно предпочитал линии прямые. Он был худощав, с русыми волосами, расчесанными на безупречный пробор, с тонкой шеей, мелкими чертами лица и имел чрезвычайно интеллигентный вид. Очки, которые он носил, его старили, но когда он их снимал, становилось понятно, что перед вами молодой человек и ему на самом деле не больше тридцати лет. Впервые столкнувшись с Тардье по работе, Буало решил, что тот пуглив как серна, неопытен и вообще на него нельзя положиться. В какой-то момент мнение пришлось менять на «а он вовсе не так уж глуп, скорее наоборот».
Что именно думал сам Тардье о комиссаре, осталось тайной, потому что следователь был человек абсолютно замкнутый, что называется, застегнутый на все пуговицы, и своими мыслями предпочитал ни с кем не делиться – если, конечно, этого не требовалось по работе.
– Я вызвал вас, – после дежурных приветствий негромко и обстоятельно, как всегда, заговорил следователь, – чтобы узнать, как продвигается следствие по делу де Фермона. Его жена звонит мне по несколько раз в день, и я хотел бы знать… э… можем ли мы сообщить ей что-то определенное.
– Определенное? Пожалуйста. Мы до сих пор не знаем, куда Морис поехал тринадцатого числа.