Свои матримониальные планы Володя строил не на пустом месте: он был очень привлекателен для
…женщин такого сорта, чей сорт не лучше, чем…
– как выразился бы мудрый в своей наивности капитан Гастингс в фильме «Корнуольская тайна» по роману Агаты Кристи.
Юра Обжелян был тоже привлекателен, причем для женщин всех сортов вообще.
Но если красота Обжеляна вызывала эстетические ассоциации, то Нахалкин напоминал племенного жеребца, поднявшегося на дыбы и отпустившего бороду средней окладистости.
И потому женщины такого сорта при одном его виде кричали «Ура!», хоть и бросали в воздух не чепчики, а лифчики.
Методисткой нашей он любовался – как и все мы! – но женился на девушке, годившейся ей в дочери; уже к пятому курсу стал респектабельным москвичом и оправдал тем самым свои учебные потуги.
Я ничего не имею против такого хода. Я вспомнил нашего брутального Володю лишь для того, чтобы сказать о себе.
Поленька была о него без ума, я по ряду причин не входил я ряды ее кандидатов, но…
Но стоило мне зайти в учебную часть, раскинуть руки (как горний Христос из Рио-де-Жанейро) и запеть:
– Я ехала домой…Душа была полна
Не ясным мне самой, каким-то новым счастьем…
– то милая женщина не только подхватывала в квинту, но глаза ее заволакивались туманной поволокой.
И я понимал, что – имейся в данный момент и условия и выбор – чаша весов склонилась бы не в Нахалкинскую сторону.
* * *
Я был виртуозом теоретического обольщения женщин, и виртуозность эта во многом базировалась на профессионализме при камерной исполнении романсов.
А будучи профессионалом, в компании я пел для всех, но обращался к кому-то одному.
И, разумеется, по возможности к женщине; ведь при всем своем преклонении перед аполлонической красотой Юры Обжеляна, «голубым» я не был никогда.
Поэтому, едва девушка пришла, свой вектор я перевел на нее.
И остаток времени пел именно ей; смотрел только на нее, прожигал ее насквозь сербскими глазами – зная, что она не сможет проникнуть в них даже на самую малость.
Вот таким я был тогда фруктом…
А она наверняка подумала, будто я молниеносно увлекся ею и потерял голову и раскрыла свое сердце в ответ.
* * *
Конечно, она мне нравилась, как в принципе не может не нравиться нормальному мужчине девушка, заглянувшая на огонек в домашнем платье, надетом на голое тело. (Последний факт я определил с одного взгляда; вряд ли ей было так удобно и тепло, это было уже прямым намеком на нечто.)
Но я не шевельнул пальцем к тому, чтобы если не предотвратить, то хотя бы отсрочить ее уход после того, как мы остались наедине в моей гостиной без огней.
Ну не совсем, конечно, гостиной – но уж точно без огней; рефлектор в счет не шел, от его жаркого свечения окружающая темнота казалась лишь плотнее и недвусмысленнее.
А я допел песню