В углу лежит небольшой ящик, где лежит инвентарь.
Не имеет значения, каким ножом зарезать человека: охотничьим, боевым, перочинным, для разделки мяса или похожим на тот, которым по утрам мама намазывает на тосты джем – не сразу, конечно, но он все равно умрет.
Интересно, а как сейчас чувствуют себя остальные? Если верить Софии, у кого-то все же есть шанс выжить. Когда она говорила об этом, я видела появляющийся в других азарт – надежда и страх смешались, став топливом для игры.
Когда кабинки открываются, было бы логичным выглянуть наружу, но вместо этого я, словно маленький пугливый зверек, забиваюсь в угол. Хочется заворачиваться калачиком до тех пор, пока не исчезну.
София стоит в центре комнаты, приложив руки к бокам. Она рассматривает нас, будто мы ее домашний зверинец. Я бы хотела назвать ее человеком, но у меня такое ощущение, что это всего лишь оболочка, под которой запрограммированная машина. Никак не могу поверить, что есть люди, поступающие подобным образом. Как она вообще смогла до такого додуматься? А мы? Чем мы думали, когда ехали сюда?
Можно сетовать на Софию, но, когда люди узнают о том, что случилось, все скажут лишь одно: они сами во всем виноваты. Я ненавижу себя за то, что мы здесь, навзрыд кричу, что есть мочи: зачем? Повторяю снова и снова, пока голос не начинает хрипеть. Знание, что всего этого можно было избежать, по-настоящему меня добивает. От навязчивой мысли, что всего пару часов назад все было хорошо, а сейчас мы в ловушке, я сдавливаю голову руками в надежде расколоть ее на части. Лишь бы только это прекратить, закончить игру, так и не начав.
– Вы сами выбираете, кого навестить игровой ночью. И не забывайте, что на кону не только ваши жизни. Пусть это послужит вам хорошей мотивацией к созданию зрелищной игры, – слащаво-ядовитый голос Софии звенит в ушах и отдается эхом в голове, с каждой фразой она говорит все более настойчиво и угрожающе. – Не разочаруйте меня.
Никогда не слышала более убедительных людей. Ей даже не нужно повышать голос или играть перед нами змеиную роль. В Софии нет ни грамма фальши. Судя по всему, хладнокровность и преподавательская строгость – неотъемлемые части ее омерзительной натуры.
Я пытаюсь рассмотреть игроков, стоящих в кабинках напротив, но из-за пелены слез вижу лишь расплывчатые силуэты. В отличие от меня, распластавшейся на полу, как чернильная клякса, другие уверенно стоят на ногах и даже выглядывают наружу. Откуда-то раздается мое имя, и я, ощущая себя слепым котенком, поворачиваю голову на звук.
Наскоро протерев рукавом рубашки глаза, замечаю Марка, стоящего в одной из кабинок напротив. Он слегка приподнимает руку, чтобы обратить мое внимание, а затем она медленно закрывается, сжимаясь в кулак.
Я нахожу в себе силы подняться и выглянуть наружу, чтобы найти подруг.