Костровский качал головой, сдувая пену.
– Ты где сейчас?
Финистов неопределенно пожал плечами.
– Да так, не особенно занят. А ты?
– Там же все. В том же болоте! Эх, Костяк, жизнь-то как быстро летит, а! – Костровский уже принял, и настроение у него было отчетливо философское. – И каждый день уносит, как говорится… А впереди-то у нас что? Вот ведь дело в чем: темнота, Костяк, темнота!
– Ни черта не темнота, – возразил Финистов. – Полная ясность. Нам мешает только недостаток информации. Будущее знать можно. Фактически оно уже как бы есть, поскольку описывается единым законом. Можно даже сказать, что существует его проект, от которого никоим образом нельзя отклониться. Понимаешь – закон! Дело за малым: собрать информацию, обобщить и закон этот вывести. И все! Полная ясность.
– Как это? – удивился Костровский.
Финистов вздохнул, отставил пустую кружку, придвинул полную и стал рассказывать – как.
Когда он закончил, Костровский неожиданно захохотал, хлопая его по плечу и толкая пузом.
– Что с тобой? – недовольно спросил Финистов, брезгливо отстраняясь.
– Неучем ты, Костяк, был, неучем и остался, – добродушно сообщил тот, досмеиваясь. – Ну, уморил! Давай еще по одной, что ли?
– Чем я тебя уморил? – холодно спросил Финистов, глядя в его заплывшие глаза.
– Да ладно, что ты, в самом деле! Давай еще по одной!
– Нет, уж ты скажи! Чем это я тебя уморил?
– Чем уморил? – переспросил Костровский, опасно сощурившись. – Чем уморил, говоришь? Ты про моменты бифуркации слышал когда-нибудь?
Тон его был неожиданно серьезен. Финистов отчего-то весь похолодел.
– Нет, – ответил он, пытаясь презрительно улыбаться.
– То-то и оно, что нет… иначе бы не стал нести такую ахинею. – Костровский фыркнул. – В любой более или менее сложной системе наступает момент, когда нельзя определить, по какому из альтернативных путей пойдет дальнейшее развитие. Принципиально нельзя. Даже обладая всей информацией! Вот именно в твоем смысле всей: до последней железочки!.. Знаешь все про железочки – а толку чуть! Ты понял? Вещь важная…
– И что? – тупо спросил Финистов, помимо собственной воли поняв почти все.
– Да ничего! – Костровский рассердился: – Ничего! Кроме того, что мир принципиально непредсказуем! Вот и все! А больше – ничего!.. Ну что, еще давай по одной, что ли, – предложил он, остывая.
Это было так страшно, что Финистов почему-то выплеснул остатки пива в его жирную физиономию и двинулся прочь по абсолютной прямой.
Костровский что-то орал ему вслед, но он не слышал. Кружка выпала из его руки на пятом шаге, а на седьмом он ступил на мостовую.
Визг тормозов был совершенно бесполезен.
Его подбросило вверх, а затем швырнуло на асфальт в трех метрах от остановившегося грузовика.
– А-а-а-а! – заорал Костровский, срываясь с места. – Костя-а-а-ак!..
Голова Финистова,