– Но ты же не встанешь на сторону парламента? – в ужасе отшатнулась Эстер. – О Джон, ты же не пойдешь против короля?
Он покачал головой:
– Я не перебежчик. Я не буду сражаться против него. Я ел его хлеб, и он называл меня своим другом. Я видел, как он плакал, и я целовал ему руку. Я не предам его. Но я отказываюсь играть роль в его отвратительной пародии.
– Ты останешься здесь, тихо и спокойно дома, с нами? – спросила она.
Но тяжесть в груди, давившая на сердце, подсказывала ей, что он не останется.
– Как я могу? – спросил он ее. – Люди знают, кто я. Они спросят, кому я служу. Я не отрекусь от него – я не Иуда. А он пошлет за мной.
Джон кивнул:
– Рано или поздно он заметит, что меня нет при дворе, и он снова пошлет за мной.
– Что же нам тогда делать?
– Мы уедем в Виргинию, – с решимостью в голосе сказал Джон. – Мы все. Сядем на корабль, как только будет такой корабль. С собой возьмем все, что сможем унести, и остальное оставим. Оставим дом, сад и даже редкости. Выберемся из этой страны, и пусть она тут разваливается на части. Я не хочу этого видеть. Меня здесь не будет. Я не могу этого вынести.
Эстер сидела очень тихо, пытаясь понять, что сильнее – отчаяние, сквозившее в его голосе, или ее любовь к нему и ее любовь к их дому.
– Не хочешь выпить эля? – спросила она.
Он оторвал взгляд от огня, как будто только сейчас вспомнил, где он находится.
– Да, – сказал он. – А потом пойдем ляжем в постель. Все эти долгие ночи я так хотел, чтобы ты оказалась в моей постели, Эстер. Я тосковал по тебе и думал о том, как ты здесь тоскуешь без меня. Я хотел тебя и проклинал мили, что пролегли между нами. А утром я увижусь с детьми, и мы скажем им, что уезжаем.
– Ты хотел меня? – спросила она совсем тихо.
Он протянул к ней руку и повернул ее лицо к себе, ласково взяв одним пальцем под подбородок.
– Просто я знал, что ты здесь, и это помогало мне пережить одну долгую темную ночь за другой, – сказал он. – Я знал, что ты здесь и что это значит – мне есть к кому возвращаться. Знал, что ты раскроешь передо мной свою постель и свои объятия. И какие бы темные дела ни творились вокруг меня, у меня есть место, которое я могу назвать своим домом.
Она могла бы податься вперед, она могла бы встать на колени перед мужем, сидящим в кресле. Он бы притянул ее к себе, посадил бы к себе на колени и поцеловал ее так, как никогда еще не целовал, они бы легли в постель, как он хотел сейчас, и как она хотела с того самого момента, когда впервые увидела его.
Но Эстер собрала всю свою силу воли и решимость и заставила себя подождать. Она отодвинулась назад от него и села в свое кресло по другую сторону камина.
– А