…– Вот это сюрприз! – воскликнула моя жена Лера. – А почему у Вани бутылка из кармана торчит? Ваня вообще-то редко пьёт. Ему вообще-то надо было нимб над головой нарисовать…
– А я слышала, – сказала Геля Смирнова-Коркина, – если Репин писал чей-то портрет, тот вскоре умирал…
– Как!.. – ахнула Лиза Скосырева. – Хочешь сказать: мы скоро все… того?
– Я не знаю… Столыпина вот сразу убили…
– Ну что за глупости! – вспылил Виталий Булавчиков. – У Репина сотни портретов! Ну, с десяток – так уж совпало… да ну, чушь какая-то!
– Может, и так, – не унималась Геля. – Вот Пушкина из картины вырезали – а вдруг ему это не понравится?
– Ну ты вообще! Его же не из подлинника вырезали! Вот если бы мы подлинник нарушили, тогда бы Пушкин, конечно, возмутился… И Репин тоже. К бабке ходить не надо. Да и вообще, подлинник изменить невозможно! А копия… копия – это так…
– Да-а… Ловко… – оценила и Бортали-Мирская. – Раньше художники годами над картиной трудились, а сейчас – раз, и готово.
– А что вы хотите, Лидия Родионовна, – сказала Ольга Резунова. – Жизнь не стоит на месте. Согласитесь, лучше любой фотографии!
– Жизнь-то – не стоит, а творчество, похоже, умирает.
– С чего вы взяли?
– А как? – с грустью качала головой наша «великая старуха». – Когда картины закончатся, с чего такие свои «шедевры» лепить будете? Настоящих художников уже нет. Сейчас одни фокусники, маляры и карикатуристы. Раньше все вручную, а сейчас конвейерная бутафория. Вон хоть Пикассо взять. Наштамповал восемьдесят тысяч картинок и поделок – и великий художник… Смешно. Карандашиком чиркнул – нате вам голубь мира! А если бы в наше время жил, миллион бы, наверно, настряпал… Сам признавался, что всё ради денег.
Лиза Скосырева торопливо позвала к столу и сама произнесла тост. Ну, моих родителей вспомнила: мол, подарили миру такого сына… А потом покатилось веселье дальше, с гиканьем и плясками.
К моей жене Лере подсел старик Алаторцев и давай меня нахваливать.
– Ваня сам себе цены не знает, – захлёбываясь от умиления, говорил он. – Так играет, что душу надвое перешибает. Сердце – вдребезги. Подсунут ему дохлу роль – стару, квёлу, еле живую, – от которой все отказываются, а он в неё жизнь вдохнёт, здоровье, приоденет, нарядит, всякими красками разукрасит. Вон видишь – Стылый, вон тот, уже и «народного» отхватил. А какой он актёр? Отчесал роль – и в сторону её. Отчесал – и в сторону… Или вон Качель такой же. А Ваня не таков. С душой и с полной отдачей выкладывается. Да только, вижу, мается чего-то, будто не нашёл ещё себя, дорожку свою не нащупал. Талант-то большой, а не раскрылся. Гложет его чего-то, покою не даёт… Ты береги его, дочка, терпи, ежли что, время, оно само всё по местам расставит.
А ко мне прицепился наш комик и балагур Василий Котозвонов.