– Чего у тебя тетя Клава делала? – поинтересовался Федоров, заметив над окном, на карнизе, пучок травы.
– На удачу заговаривала.
– Веришь в это?
– А мне один хрен. Лишним не будет. – Хунько, обогнув стойку, занял место бармена. – Чего налить, капитан?
– Виски, – заявил Федоров, оседлав стул, похожий на вбитый в пол гвоздь.
– Одобряю!
Тарас достал из-под стойки пару массивных граненых бокалов, прихватил со стены нарядную бутылку. Плеснул. Чокнулись, выпили. Хоть и бокалы американские, и виски вместо водки, а пьем залпом, отметил Федоров. Хунько облизнул губы и стал еще больше похож на Джабу Хатта.
– О чем говорить хотел? – хриплым после алкоголя голосом спросил он.
– Отец Андрей, настоятель наш, руку где-то сломал. Слышал?
– Откуда? – поднял брови Хунько.
– Деревня. Слухи быстро разносятся.
– Я слухи не собираю.
– А я вот прислушиваюсь. Говорят, видели его вчера с двумя бугаями. Не из местных. Говорят, очень на твоих ребят похожи.
– Вранье, Владимир Николаич. Опять Черемезовы, небось, наябедничали. Покою мне от них нету, все жалуются и жалуются. Завидуют, шакалы гнилые.
– Черемезовы тут ни при чем. И без них глаз достаточно. Хочу с твоими охранниками поговорить.
– О чем? – Хунько снова плеснул в бокалы. – Что ты им скажешь? Не ломал ли кто из вас руку местному священнику? Надеешься, кто-то расколется?
Федоров взял тяжелый стакан – стекло на дне в пару сантиметров толщиной, – поболтал виски. Выпил, не чокаясь.
– Я ведь найду, – не глядя на Тараса, тихо заявил он.
– Сомневаюсь.
Хунько лихо вбросил виски в открытый рот, сморщился, потряс головой, вытер губы рукавом.
– Не нравится мне этот отец Андрей. Мутный он какой-то. У меня, признаться, были подозрения, что это он икону слямзил.
– И людей завалил?
– Кто их там разберет, бородатых, на что они способны. Я не знаю, кто с ним поработал. Но это больше не повторится.
– А ты кто такой, чтобы решать, с кем «работать», а с кем нет? – Федоров в упор посмотрел на Тараса.
– Я свои границы вижу, капитан. – Хунько придвинул ногой стул, уселся напротив. – И за них не выступаю. Но и ты не наглей. Я тут половину алкашей халтурой обеспечиваю. Одних налогов на пол-лимона в год плачу. Это моя деревня. Я не меньше тебя в порядке заинтересован.
– Плохо ты заговорил, Хунько. Нагло.
– Чего?! – Тарас откинулся назад.
Рот его растянулся в задорной улыбке, но глаза заискрились бешенством. Хунько втянул голову в шею, отчего из-под воротника рубашки выперла жирная складка, как брюхо у жабы. Настолько разительной была эта метаморфоза