Никто не знал, насколько пристально наблюдают за сарлами. Орамен задавал себе этот вопрос, оглядывая большой зал. Может, глаза иноземцев наблюдают за этим огромным собранием в темно-красных одеяниях. Может, вот прямо сейчас они устремлены на него.
– Орамен, мой милый юный принц, – сказала дама Реннеке, оказавшаяся вдруг рядом с ним, – вы не должны стоять здесь! Люди решат, что вы – статуя! Идемте – проводите меня к безутешной вдове, и мы вместе отдадим ей дань уважения. Что скажете?
Орамен улыбнулся и взял даму под руку. Реннеке была ослепительно-красива в малиновом платье. Волосы цвета ночи выбивались из-под алого траурного чепца – всюду торчали колечки и завитки, обрамлявшие идеально гладкое, безупречное лицо.
– Вы правы, – сказал Орамен. – Мне следует подойти к этой даме и сказать ей необходимые слова.
Они вместе пошли сквозь толпу. С того момента, как Орамен в последний раз обращал внимание на собравшихся, их стало намного больше – кареты доставили новых скорбящих. Теперь здесь были сотни людей, одетые в различные оттенки красного. Только эмиссар урлетинских наемников и командир рыцарей-ихтьюэнов, этих воинов благочестия, получили послабление, но и они отдали дань традиции. Эмиссар снял почти все высушенные частицы своих врагов, обычно притороченные к одежде, и напялил коричневую шапочку, которую наверняка считал красной. А командир рыцарей прикрыл алой вуалью самые жуткие шрамы на лице. Здесь были не только гуманоиды: обоняние сообщило Орамену о присутствии посла октов – Киу.
И посреди этой толпы – придворные животные. Инты – стелющиеся по полу, переливающиеся пушистые волны – постоянно втягивали воздух и радостно бросались за ярко-красными лентами; риры осторожно, крадучись, шествовали вдоль стен – стройные, высотой до колена, еле переносившие свои алые воротники; чупы скакали и прыгали по натертым до блеска деревянным плитам, тыкались в бедра и поясницы, нервничали при виде чужеземцев, гордо несли на спинах маленькие детские седла, перевязанные по бокам красным – цветом траура. На всех больших скакунах королевства в этот день были алые чепраки.
Следуя за Реннеке, чье шуршащее красное платье разрезало толпу, Орамен одарял улыбками множество слегка встревоженных лиц, стараясь нащупать правильное соотношение глубокой скорби и ободряющего сочувствия. Реннеке шла, скромно опустив голову, но в то же время, казалось, ощущала каждый брошенный на нее взгляд и подпитывалась вниманием толпы.
– Вы выросли, Орамен, – сказала она, замедляя шаг, чтобы идти бок о бок с принцем. – Еще вчера казалось, что я могу смотреть на вас