На время ожидания приезда Верёвкина Бизянов, видимо, решил подстраховаться и потребовал от ходоков подписку, надо полагать, о том, что будут удерживаться от обсуждения этой темы до рассмотрения прошения Верёвкиным (моя речь полна предположений, потому что никто из участников событий свои поступки и мотивы не объяснял, и в некоторых случаях нам остаётся лишь догадываться, почему они поступили так, а не иначе). Ботов и Кирпичников подписываться отказались. Тогда Бизянов забеспокоился ещё больше. Чиновники питают исключительное уважение к бумагам и подписям. Не получив вожделенную подпись от просителей, Бизянов предпринял резкий шаг: старики были арестованы и допрошены с целью выявления «сообщников», то есть тех, кто уполномочил их прийти с этим прошением. Старики сообщников не выдали, и их отправили в Оренбург под следствие. Мне не встречались бумаги о следственном деле Кирпичникова и Ботова, поэтому методы ведения следствия мне неизвестны. Однако широко известно, что, пока шло следствие, стариков содержали под строгим надзором, и в ходе следствия стали выявляться имена «соучастников», которые тоже были незамедлительно арестованы. А по войску был разослан циркуляр с угрозой судебного наказания непослушным, что было вполне в чиновничьем и солдафонском духе и в традициях Российской империи.
Следующий виток бумажной эпопеи был довольно неожиданный и явно не санкционированный никакими административными положениями. Оренбургское начальство сфабриковало подложное письмо (разумеется, с одобрения и, скорее всего, по прямому указанию оренбургского генерал-губернатора Николая Андреевича Крыжановского), письмо было якобы написано находящимися «в замкé» Ботовым и Кирпичниковым, осознавшими свои заблуждения. Администрация распространила его в УКВ. Главная мысль письма сводилась к одному: прошение было знаком неповиновения, это плохо; виновные должны раскаяться. Это письмо (существовавшее в двух вариантах, см. приложение к этой главе) должно было быть прочитано одновременно в нескольких станицах, так что офицеры высшего состава УКВ разъехались на разнообразные станичные сборы. Подмётное письмо произвело впечатление, противоположное запланированному. Казаки не успокоились, а заволновались ещё больше, теперь уже в открытую. Вопрос в лоб: «Согласны ли вы с НВП?» спровоцировал