– Мама, ты думаешь, это им удастся сделать с талантливым музыкантом? Отправить его в лапы Сталина? – снова напряженно спросила Джилл.
– Нельзя сказать, что в наших лапах ему намного вольготнее, – усмехнулся Науйокс.
– Но мы, по крайней мере, европейцы, – возразила Джилл. – А там… Там просто – дикари.
– Судя по тому, что они творят в Польше, – это правда, – согласился Алик.
– Мама, почему ты молчишь? – Джилл неотрывно смотрела на Маренн, ожидая ее ответа.
– Ты знаешь, как я к этому отношусь, – произнесла та через мгновение. – Я категорически против. И это прекрасно известно Кальтенбруннеру. Да и рейхсфюреру тоже. Не сомневайся.
– Ты полагаешь, тебе удастся убедить их, что все, что предлагает этот фон Херф, – абсолютная чушь? – осторожно спросила Джилл. – Это возможно?
– Я надеюсь на это. – Маренн опустила голову. – Во всяком случае, я сделаю все, что от меня зависит.
Она старалась говорить спокойно, уверенно. Но, как никогда, в этом деле с американским музыкантом она чувствовала свое одиночество и всерьез не могла рассчитывать на поддержку тех, кто ее окружал. Даже сейчас, находясь в собственном доме, казалось бы, в кругу людей, с которыми она провела последние семь лет, и все они не раз оказывались в ситуациях, когда жизнь висела на волоске, и помогали друг другу – среди по-настоящему близких ей людей. Она понимала, что в ситуации с Миллером она останется одна.
Какие бы дружеские отношения ее ни связывали с верховными деятелями рейха – есть некие границы, на которых сталкиваются не просто честолюбие, карьеризм, желание испортить репутацию соперника и занять место поближе к начальнику. Эти побуждения свойственны в той или иной мере большинству людей как в тоталитарных, так и в демократических обществах. Это часть природы человека.
Но есть некие базовые ценности, от которых невозможно отступиться, так как именно они лежали в основе процесса, в результате которого эти люди собрались вместе и противопоставили себя всему остальному человечеству. Базовые ценности, которых она никогда не разделяла, некая первооснова, отличительный код, как в животной стае «свой – чужой». Код, по которому она для них всегда чужак, пленница, пусть даже и в золотой клетке, некое иное, а значит, враждебное существо.
И евгеника, эта любимая игрушка рейхсфюрера, мечта о создании идеального арийского человека, – это, безусловно, одна из таких ценностей. То, что роднит их всех – всю верхушку рейха, так же как идея насильственного принуждения к коммунизму и ненависть ко всему буржуазному сплачивает вокруг Сталина его сатрапов.
Основополагающая идея – вот с чем ей предстоит бороться в случае