– А еще, мне помнится, Кальтенбруннер хотел послать на операцию Джилл, – напомнила Маренн. – Интересно, что он хотел показать этим? И кому? Новую героиню рейха? – она спросила с горькой усмешкой. – А если бы Джилл оказалась в группе Хардика?
– Что же теперь? – поинтересовался Цилле. – Нам надо прорываться назад к Льежу?
– Кальтенбруннер в ярости, – произнес Скорцени задумчиво и подошел к камину. Встав позади Маренн, он положил руку на ее скрученные на затылке в узел пышные волосы и смотрел на огонь. – Он не может доложить рейхсфюреру, что вся его затея закончилась ничем – пшик. Эйзенхауэр благополучно прибыл в Верден и уже проводит совещание по перегруппировке войск для отражения нашего наступления. Ему необходим хоть какой-то успех. И выбор здесь вовсе не велик, – он усмехнулся.
– Он хочет, чтобы мы бегали по всему побережью и искали этого музыканта Гленна Миллера? – догадался Раух. – А для чего? Тоже мне фигура. Как он может повлиять на наступление наших войск в Арденнах?
– На наступление в Арденнах – никак, – ответил Скорцени все так же задумчиво. – Он нужен совершенно не для этого.
– А для чего?
– Для реализации еще одной сумасшедшей идеи, с которой Кальтенбруннер носится в последнее время.
Скорцени снова подошел к столу и плеснул себе в бокал трофейный виски из фляги.
– Кто-то из ученых подсунул ему идею создания сверхагента, – объяснил он. – Мол, появились возможности полностью изменить личность человека, заставить его забыть свое прошлое и убедить его, что он совершенно другой человек. Для этого требуются какие-то операции, вливания медикаментов, психологическая обработка. Кто-то проводил такие опыты в Освенциме с заключенными, и вроде бы что-то получалось. Да, черт знает что! – Скорцени поморщился и взглянул на Маренн. Она неотрывно смотрела на него, взгляд ее помрачнел, красивые темные брови сдвинулись к переносице. – Это не моя задача, – заключил он. – Моя задача – доставить к нему этого музыканта.
– Но почему именно из него решили делать агента? – изумился Цилле.
– Потому что он один в один похож на какого-то сталинского партийного функционера, – ответил Скорцени мрачно. – И Кальтенбруннеру показали их фотографии, чтобы он убедился. Здесь очень важно внешнее сходство, чтобы не делать множество пластических операций. Только тонкая психологическая работа.
– Ты считаешь, это возможно? – Раух обернулся к Маренн.
Она смотрела в пол перед собой и, когда Раух обратился к ней, даже не подняла головы.
– Это возможно, – произнесла она глухо. – Но это значит, насильно лишить человека его собственной жизни и заставить его прожить чужую. Это преступление, перед которым меркнет любое убийство. Я не допущу этого.
Она вскинула голову. Ее зеленые глаза, темные, как два куска малахита, взглянули прямо на Скорцени.
– Меня можешь не убеждать. – Он