Мы много раз произносили эту фразу, когда читали книгу, и ни разу не останавливались на ней. Ребенок не спрашивал, что это значит. Но однажды он сказал «мама».
Больше он ничего не сказал. Только «мама».
Что это означало? Он интерпретировал фразу «там, где его больше всего любят» и выражал ее своими словами. В книге нет слова «мама», там есть слово «мать». Он определенно имел в виду свою маму, но должен был прийти к выводу, что фигура матери для Макса была той, которая «больше всего его любит». Он соединил собственные чувства с воображаемыми чувствами Макса (то есть со своей интерпретацией). Психологи называют это «эмоциональной транзакцией». Мой сын решил, что если бы оказался в точно такой же ситуации, как главный герой, то ощущал бы то же самое, что и он.
Все это одновременно очень просто и очень сложно. Просто купить книгу «Там, где живут чудовища» и прочитать ее. Если ребенок захочет, чтобы вы повторили, вы сделаете это… и снова, и снова. Малыш будет показывать, что книга важна для него, и говорить об этом. Эта реакция – лишь вершина целого айсберга интерпретаций. Сложно осознать, как важно то, что вы делаете.
Откровенно говоря, у меня нет полного понимания того, для чего предназначена система образования и процесс обучения. Но с моей точки зрения, большая ее часть должна быть предназначена для того, чтобы наделять участников силой интерпретации. Это не что-то такое, что мы, как родители, можем положить на полку для дальнейшего использования, когда наши дети повзрослеют. Сила интерпретации не является чем-то трудным или особенным, доступным для понимания лишь умного шестнадцатилетнего подростка. Мы помогаем развивать эту способность, не прилагая почти никаких усилий: достаточно лишь находить интересные книжки с картинками и делиться ими с нашими маленькими детьми.
Если мы будем заниматься этим снова и снова – поверьте, это весело, – то подарим детям волшебную дверь, через которую они смогут уверенно войти в мир интерпретаций.
Вот еще одна история. Моя дочь вернулась из школы с домашней работой. Заголовок задания гласил: «Это часть мифа Древней Греции». Потом следовал краткий пересказ мифа о Персее и сестрах Горгонах, а сбоку находилась черно-белая иллюстрация воина с голливудской внешностью, вооруженного мечом и щитом и сражавшегося с женоподобными чудовищами со змеями вместо волос. На обратной стороне листа были вопросы о содержании. Почти все они оказались направлены на «извлечение» информации. Например: «Кто дал Персею мешок?»
Должен сказать, я рассердился. Я подумал: зачем давать лишь кусок произведения? Это уменьшает его художественную силу и искажает предназначение. Если вы знакомите ребенка с какой-то историей, дайте ему в полной мере почувствовать ее силу. Это была не просто «часть мифа»; сама манера изложения – очень сжатая, похожая на резюме, – не давала ни малейшего понятия, почему действующие лица ведут себя именно так, а не иначе. Если вы не знаете, почему Персей