Но у нас в Руссике, услышав пушечные выстрелы, заключили, что турки начали громить Ксиропотам и что нас ожидает та же участь или горше, как подозреваемых Портой[9] в возмущении всех афонцев к восстанию, а потому окончательно стали готовиться к смерти. Некоторым же из немощных дозволили скрыться в ущельях и пещерах Святой Горы. Увидев же, что пароход снялся и пошел не к нашему монастырю, а за Афон, недоумевали: что бы это значило? Для разрешения сего недоумения поспешили послать в Ксиропотам спросить, что происходило у них, и узнали, как было дело; узнали и то, что выстрелы из пушек не сделали никакого повреждения монастырю, ибо ядра по дальности расстояния его от моря не долетали и только одно упало близ ворот монастырских. А куда отправился пароход и с каким намерением, не знали. Но скоро получили известие, что пароход пристал к перешейку в месте, называемом Крумица, где турки беспрепятственно высадились, расположились лагерем и стали готовиться к походу на Святую Гору. А между тем бей донес султану, что монастыри – участники возмущения и действуют заодно с партизаном Чамом, почему вскоре получил подкрепление свыше двух тысяч человек, состоявшее из милиции, так что всей армии у него было до четырех тысяч человек[10].
Также узнали на Афоне, что не только предводитель сборного войска, но и его милиция, особенно башибузуки, намерены ожесточенно напасть на монастыри и доказать им свою фанатическую ненависть, а Руссик стереть с лица земли, не оставив не токмо никого живым из обитателей его, но и от зданий камня на камне. Эти вести, повторяемые одна за другой, были тем «страданием», которое предрекли два старца, что «пострадаете от одних слухов».
В то время в Протате[11] начались совещания, и каждый представитель монастыря высказывал свое мнение, что предпринять, чтобы избавиться от неминуемой беды. Но так как эти рассуждения делались по